Александр Лозневой - Эдельвейсы — не только цветы

Человек тут же вскочил на ноги: он не спал. Небритый, мрачный. Из-под густых черных бровей смотрят настороженные глаза. Новая черкеска испачкана грязью. Посерела от пыли белая папаха. Головене показалось, будто где-то видел этого человека. Где?..

— Документы есть?

— Меня зовут Алибек, — оказал перебежчик.

— Ах, вот оно что! Изменился ты… Похудел. Да и одежда другая… — В памяти всплыли Орлиные скалы. Кончился бой, и Головеня приказал найти задержанного горца. Кинулись искать, а его и след простыл. Трудно было понять, почему сын Кавказа шел вместе с немцами. Дорогу показывал? Горца тогда не нашли, и Головеня упрекал себя в потере бдительности. Ругался. И вот новая встреча…

— Ты все помнишь, Алибек?

— Суди, капитан, — вместо ответа заявил горец. — Тогда не расстрелял, стреляй сейчас. Виновен — стреляй… Но сперва послушай. Послушай, потом стреляй…

— Говори, выслушаем.

— Я убил командира фашистов. Убил и бежал…

— Хардера?

— Нет, другого, который приехал на его место.

— А где же Хардер?

Алибек взволнованно заговорил о жене, о том, что произошло у него в доме. Затем вынул из-за голенища тоненькую книжечку, подал Головене. С фотографии, притиснутой печатью со свастикой, смотрело молодое полное лицо. Это было удостоверение личности некоего майора Гофа, заменившего Хардера. «Значит, сейчас немецкий батальон фактически без командира? — подумал Головеня. — Нет, конечно, кто-то уже командует, но это не то, что Хардер… Теперь самый момент!»

Через пятнадцать минут он уже сидел в блиндаже комбата, сложенном из камней и накрытом бревнами. Колнобокий, которого все же пришлось разбудить, хмурился: две ночи перед этим не спал. Набросив на плечи шинель, он закурил:

— Ну что там у вас, докладывайте.

— Задержали перебежчика.

— Унтер, солдат? — спросил Колнобокий.

— Староста… А раньше был проводником у немцев. В общем, известная птица.

— Как… Вы его знаете?

— Имел случай познакомиться.

И Головеня рассказал, как в Орлиных скалах гитлеровцы пытались ночью напасть на гарнизон, но благодаря бдительности часового их замысел не удался. «Тихари» ушли тогда несолоно хлебавши. А проводник — с перепугу, что ли, — забился в расщелину. Головеня готов был расстрелять его, но начался обстрел, и горец в суматохе скрылся.

— И вот, видите, опять…

— Постой, — перебил Колнобокий. — Староста и вдруг по доброй воле на нашу сторону… Любопытно! Не подвох ли?.. Кстати, где сейчас перебежчик?

— В штабе, под охраной…

— И как же он объясняет это свое «бегание»?

— Ненавижу, говорит, немцев.

— Скажи пожалуйста! То пресмыкался перед ними, угождал, а теперь, выходит, прозрел, совесть мучает… Как бы не так! Не иначе — лазутчик!.. Ведь немцы готовятся к наступлению.

— Вражеская разведка способна на все, — сказал Головеня. — Но тут, товарищ капитан, факты, которые, понимаете, никак не вяжутся… Алибек ненавидит немцев. Они убили его жену… Убили потому, что она кинжалом заколола Хардера.

— Хардера? — привстал комбат.

— Да.

— Вот это новость!.. Но так ли это? Есть вещи, в которых сразу не разобраться…

— Передаю то, что слышал от Алибека. Полагаю, врать ему незачем. Знает, что, пока мы не выясним все, не отпустим его. Так что…

— Как сказать! Именно такие и вводят в заблуждение. Ему же оправдаться надо: вот, мол, смотрите, какой я хороший! А что старостой был, так обстоятельства… К чертовой матери! Никаких обстоятельств!..

— Алибек потерял жену, дом… — продолжал Головеня. — Помните зарево над селением? Вы еще спрашивали: что там горит?.. В тот вечер все и произошло.

— Допустим. Но что из этого?

— А то, что, оказавшись в такой ситуации, горец не пал духом, стал мстить. Да, если хотите, прозрел!.. Выбравшись из леса, подстерег вновь прибывшего командира батальона, уничтожил его. А чтоб не быть голословным, прихватил вот это. Вот все, что осталось от фашиста. — Головеня подал комбату серенькую книжечку.

Взглянув на одутловатое лицо, изображенное на фото, комбат удивился: «Такого борова свалил!» И приказал привести задержанного.

Перебежчик стоял перед комбатом, комкая в руках белую папаху, и рассказывал о себе.

По национальности — ингуш. Перед войной покинул аул, в котором не оставалось никого из родных, ушел в горы. В селении Сху нанялся пастухом. Там и с девушкой познакомился, в зятья пристал. Полагал, обзаведется хозяйством, заживет с молодой женой. Но началась война… Мобилизовали и — на фронт!.. Год воевал. Летом сорок второго полк был разбит на Кубани, и Алибеку ничего не оставалось, как уйти в горы. Ночью прибился к берегам речки Зеленчук — обессилевший, голодный. Прилег в лозняке, надеясь хоть немного отдохнуть. Его схватили утром. Когда немецкий капитан стал спрашивать — знает ли он горы, Алибек делал вид, что ничего не понимает. Смотрел в глаза фашисту и молчал. Рассчитывал: немец подержит немного и отпустит. Немец действительно отпустил, но солдаты опять схватили. Поставили к стене. Зарядили винтовки… От первых же выстрелов упал, потеряв сознание. Тогда еще не знал, что это был за расстрел…