Александр Лозневой - Эдельвейсы — не только цветы

— Пункт проверки, — сказал сопровождающий. — Не бойся, тут и накормят, и опять же в баню пошлют. А что подержат денек-два, так ведь война… Одним словом — бдительность.

На крыльце дома показался человек с красной повязкой на рукаве: дежурный.

— Прошу, — пригласил он девушку.

Прихрамывая, повел по коридору, а поравнявшись с дверью, на которой стоял номер 12, остановился, повернул ключ и велел заходить в «апартаменты».

Наталка, не торопясь, вошла. В большой комнате, на полу, сидели и лежали несколько женщин. Одни встретили ее коротким взглядом, другие стали пристально рассматривать. У окна поднялась стройная, элегантная на вид женщина лет двадцати семи.

— Привет! — произнесла она низким голосом.

У женщины — большие черные, как угли, глаза, тонкие дуги бровей. Во взгляде что-то теплое, подкупающее. Наталка потянулась к ней.

— Виолетта, — отрекомендовалась та и подала смуглую, с ярко накрашенными ногтями, унизанную кольцами руку.

— Виолетта из балета! — послышалось из угла.

Наталка повернула голову, ничего не понимая.

— Была и в балете, — отрезала Виолетта. — А ты кто такая? Ну, что замолчала? Рассказывай!

В углу поднялась копна овсяных волос, блеснули чуть раскосые зеленоватые глаза:

— Кто бы ни была, а собой не торговала!

— Не слушай ее, душенька, — брезгливо отвернулась Виолетта, увлекая за собой новенькую. — Это ненормальная!.. Солдаткой прикидывается, а где ее муж?

— Хочешь и ее совратить? — встала солдатка. — Ну, чего пристаешь к девахе! У-у-у, бесстыжая!

— Дура! — бросила через плечо Виолетта.

— А ты сучка!

Наталка смутилась и, освободившись из объятий Виолетты, опустила глаза. Стояла, не зная, как вести себя среди этих, на первый взгляд грубых, а главное, совершенно непонятных ей людей.

— Ох, дила наши тяжкие, — завздыхала баба в синей кофте, сидевшая на полу у самой двери. — Другу недилю дэржуть, а яка я валютчица? Видкиль я могла знать, шо вин, той моряк, настоящий турок? Ну, продала ему трошки золота. Так я ж кому угодно могла продать.

— Каждый день одно и то же, — отозвалась солдатка. — Надоело!

Она поднялась и, нарочно выпячивая тугие полные груди, принялась поправлять волосы. «Что она не поделила с Виолеттой?» — подумала Наталка.

— Хватит со своим турком! — сказала солдатка. — Поважнее дела и то молчим!

— А ты скажи, шо там у тэ́бэ, — ухватилась за слово украинка. — Вот и обмиркуемо. Повиданэ горе — наполовину легше.

Та фыркнула: еще этого недоставало!

— Садись, душенька, что ты, ей-богу, — улыбнулась Виолетта, беря Наталку за рукав.

— Зачем вы меня так называете?

— А что ж тут такого, — подняла брови Виолетта. — У меня в Курске подруга была. Точь-в-точь, как ты, тихая, застенчивая и, знаешь, даже лицом на тебя похожая. Имя у нее — Евдокия. А мы к ней — душенька, душенька!..

— Начитались Богдановича, вот и…

— Ты о чем?

— Был такой поэт. «Душеньку» написал…

— Я больше французские книжки люблю. Там про чувства в натуральном виде все описывается.

— А я думала Богдановича, — продолжала Наталка. — Земляк ведь, тоже курский.

— Я только родилась в Курске, — словно оправдываясь, сказала Виолетта. И, увлекая Наталку к окну, стала рассказывать: — Я жила в Киеве, в Москве. Перед самой войной, правда, когда с Артуром разошлась, переехала в Ленинград. Замечательно устроилась. Три комнаты, на стенах ковры… В зале вот такой трельяж, — она развела руками. — У дяди жила. Там и с летчиком познакомилась. Ух какой парень!.. Он меня больше чем жену любил.

Потом Наталка услышала, как этот летчик вывез Виолетту из осажденного Ленинграда, как она попала в Краснодар… Женщине, видимо, хотелось поговорить, пооткровенничать, и она обрадовалась новенькой, которая так покорно ее слушала.

В Краснодаре Виолетта сошлась с Витольдом. Он «сидел на броне», у него дача, сестра на продуктовой базе. Жила, как у Христа за пазухой. Но пришли немцы и вот… В первый же день оккупации Витольд исчез, а она оказалась в машине немецкого офицера, который довез ее до самой станицы Зеленчукской.

— Это близко от моего дома, — сказала Наталка.

— Дальше машина не пошла, — не обращая внимания на слова девушки, продолжала Виолетта. — Офицера убили. А меня вот сюда… Столько упреков, нареканий: ты, говорят, с ним жила! Это с офицером-то! Господи, как же я могла с ним жить в машине? Я — культурная женщина и не позволю…

— Хи-хи-хи! — едко рассмеялась солдатка. — Анекдот и только. Это ж баба хлопца встретила и говорит: хлопец, я тебя боюсь. Это почему же боишься? Ты меня целовать будешь. Вот дура, у тебя ж ребенок на руках!.. Так я его положу… Хи-хи-хи! — и, хотя ее никто не слушал, солдатка продолжала что-то говорить и хихикать.