Александр Лозневой - Эдельвейсы — не только цветы

— Скажите ему, Наташа, пусть заткнет свой фонтан и отвечает на мои вопросы, — не выдержал Головеня. — Какие силы идут на перевал?

Не успела девушка перевести фразу, как немец перебил ее. Он и сам давно собирался сказать об этом.

— Сюда идет альпийская дивизия.

— Вы говорите неправду, — возразил Головеня. — Первая альпийская дивизия разбросана по многим направлениям. Один из ее полков потянулся к Эльбрусу.

— Мало дивизии — пойдет корпус. Два пойдет!

— Не бросайтесь корпусами. Это не так просто, как вы думаете!

— Мне не о чем думать, — осклабился немец. — Все и без меня продумано.

Он, видимо, ничего не понял или не хотел понять: его серые, чуть мутноватые глаза по-прежнему смотрели вызывающе, нагло.

Головеня знал: в Черкесске находится 49-й альпийский корпус. О его прибытии на Северный Кавказ еще раньше писали в газетах. В корпусе, как сообщалось, не менее двух дивизий. Но пойдут ли они в горы? А если даже пойдут? Кавказ огромен. В горах столько троп и тропок, что закрыть их все не удастся никакому корпусу. На Санчарский перевал пока что идет батальон. Вот он стоит у Орлиных скал. Вслед за ним, возможно, пойдет еще один, а может два… Что ж, пусть идут!

Немца увели, а лейтенант еще долго сидел под скалой. Все те же мысли вертелись в голове: связь, взаимодействие… Не может быть, чтобы из Сухуми не подошли свои! Там наверняка знают, что перевал открыт… А может, войска уже идут и не сегодня-завтра будут здесь? Не знал, да и не мог знать, что генерал Леселидзе уже приказал бросить на Санчарскую тропу стрелковый батальон.

Туман почти рассеялся, лишь там, внизу, застилала тропу слабая дымка.

Пруидзе уже подводил немца к яме. Оставалось обогнуть лежавшую на пути глыбу, и — полезай, фриц, в импровизированную тюрьму.

Волоча ноги, немец плелся лениво, видать, не хотелось ему возвращаться в яму. Пруидзе не подгонял, спешить некуда. Остановился, достал из кармана кисет, начал закуривать. И вдруг!.. Нет, он не услышал, а скорее ощутил топот, почувствовал его всем телом. Выронив кисет, Вано бросился вслед за немцем, но, как назло, споткнулся и упал. А когда поднялся — того как не бывало. Ясно, пленный ушел вниз, к главной тропе: минута, две — и он скроется.

Встревоженный, злой, не сбежал, а скатился вниз Пруидзе. Огляделся: где же немец? Будто в воду канул. Кинулся назад на тропу, что вела на кухню. И как он раньше не догадался. Только по ней и мог бежать фашист. И верно — немец был там. Вобрав голову в плечи, размахивая руками, он быстро уходил к пятачку у пропасти. Оттуда прямой путь к своим. Вано вскинул винтовку, но тут же опустил ее — впереди немца Якимович, своего убить можно. Крикнул:

— Держи, фриц уходит!

Но пока Якимович разобрал в чем дело, немец, пробегая мимо, подхватил его винтовку, лежавшую на траве. Защелкал затвором. Тогда Пруидзе приложился и выстрелил. Фашист ответил двумя выстрелами. Стрелял, не целясь, видать, надеялся больше на свои ноги, чем на чужую винтовку. Вано нажал на спуск и опять не попал. А Пельцер уже на главной тропе.

— Не уйдешь, гад! — Пруидзе присел и ударил с колена.

Немец сделал несколько шагов, пошатнулся и, судорожно хватаясь за камни, неуклюже повалился с обрыва.

Когда Вано и Якимович подбежали к этому месту, беглеца уже не было видно, лишь тихо осыпалась потревоженная земля, да топорщился смятый куст полыни.

— У-у, винтовку бросил! — сердился Вано. — Что командиру скажешь?

— Сам фрица упустил, а я виноват, — бурчал Якимович.

— Что фриц! Фриц не ушел, а вот винтовка… Достань ее попробуй!

— Откуда же я знал, что его черт понесет именно здесь, — сетовал минер. — Надо же случиться!.. И ты тоже прошляпил… Обоим теперь достанется.

— Ну и пусть! Ненавижу я их, фашистов. Всех бы туда, в пропасть!

Войдя в пещеру, командир опустился возле раненого Крупенкова, заговорил вполголоса.

— Ну, как рука?

— Все хорошо, товарищ лейтенант.

— Где ж хорошо, если не поднимается?

— Думаю, скоро заживет, — солдат попробовал улыбнуться, но улыбка не получилась.

Лейтенант наклонился к нему, заговорил тише:

— Вы с Зубовым, кажется, дружили…

Солдат растерянно повел глазами:

— Какая там дружба… Он все выпытывал у меня, а я ничего…

— Что ж он выпытывал?

— Разное, товарищ лейтенант: и сколько служу, и за что в штрафную попал. Ну, опять же про вас спрашивал…

— Да, упустили, — нахмурился Головеня. — Не смогли распознать…

Крупенков чуть приподнялся: