Александр Лозневой - Эдельвейсы — не только цветы

— Девочка вы моя!..

Наталка вспыхнула, но не ушла. Эти слова лишили ее возможности двигаться, сковали тело и язык. И когда он взял ее за руки, не отняла их, притихла. Пальцы у нее тонкие, смуглые, и от них будто запах меда… Любовался ими, как чем-то невиданным, бесценным, вверенным только ему одному.

Наталка все-таки не такая, как все. Особенная. Сколько хорошего сделала она для солдат, для него самого!.. И солдаты и он навсегда, наверное, останутся у нее в долгу. И как стойко, безропотно переносит она все тяготы и лишения, которые порой не под силу даже мужчине.

Он готов был подхватить ее на руки и нести, нести хоть на самую высокую гору! С волнением привлек к себе… Он не целовал еще ни одной женщины. Не умел ухаживать, стеснялся. Каждую свободную минуту использовал для учебы. Друзья на танцы, а он — за книгу… В военном училище его даже прозвали «монахом». Но это было давно. А вот сегодня, когда идет война и всякие амуры надо бы в сторону, он… втюрился. Непонятно? Да нет, все ясно! Наталка именно та девушка, которую искал. Вот сейчас соберется с духом и все ей скажет. Не успел однако подумать, как она рванулась, побежала вниз, на кухню. Пустился было вслед и остыл: негоже в таких случаях бегать!

Образ девушки стоял перед ним, пронизывал все его мысли. Она уже казалась не тихой и доверчивой, а непонятной, загадочной, гордой. Желанной, любящей, готовой, как ему казалось, пройти вместе с ним всю жизнь.

Вернувшись на кухню, Наталка не находила себе места: то кружилась с ведром в руках, пела, то вдруг падала в траву и хохотала. Егорка смотрел на нее и ничего не понимал. Да она и сама не могла разобраться в своих чувствах. Так все ново, непонятно и вместе с тем удивительно заманчиво! Сделав первый шаг, Наталка уже не могла остановиться. Ее тянуло к Сергею, хотелось чаще видеться с ним и говорить, говорить… Все равно о чем, пусть даже о самом грустном, но только не оставаться здесь одной. Так хорошо с ним…

Новое чувство не давало покоя, хмелем бродило в ней, бунтовало, рвалось наружу. Подмывало забраться на самую высокую скалу и оттуда закричать, чтобы все слышали: «Люблю! Люблю!» Но это чувство и страшило ее: глупая, нашла время влюбляться! Еще неизвестно, когда кончится война, а она, видите ли, влюбилась! И забыла, что ее счастье, как и многих, зависит от исхода войны. От победы… А когда она будет, победа?

«Ну, стану его женой, а потом что? Как дальше сложится наша судьба?» — спрашивала себя Наталка, Думала, как все сложно! Любовь и эта узкая, полная опасности, тропка в горах! Кровь, страдания людей и… семейная жизнь. Как все это далеко одно от другого! Как несовместимо!

Заглянула в осколок зеркальца, поправила косы и с приятным волнением в сердце пошла в штаб, зная, что там сейчас кроме Сергея никого нет.

Там, где кончались луга и начиналось предгорье, стоял красный кирпичный дом. Много лет в этом кулацком доме размещалась контора МТС, но вот недавно эвакуировалась и здание опустело.

Хардер расположился в одной из лучших комнат конторы. Стол, две койки: одна для себя, другая — для Фохта. Он бывает в батальоне наездами, но нередко остается ночевать.

Отсюда Хардер начнет поход в горы. Начнет завтра, послезавтра… Прибудут топографические карты — и начнет. А чего медлить? Надо кончать с русскими и приниматься за дела — вон какая территория завоевана!

Привыкший к перемене мест, обер-лейтенант слонялся из угла в угол, скучал, не зная, как убить время. Вчера допоздна играл в карты: чертовски не везло ему вчера — почти все жалованье спустил. Хватил с досады шнапса и лег спать. А сегодня чуть свет он уже на ногах, бродит по двору, выискивая на ком сорвать зло за вчерашний проигрыш. Порой останавливается, смотрит в одну точку. Думает, впрочем, не только о проигрыше. Хочется чего-то нового, каких-то невиданных ощущений.

Бывало и раньше, что скука томила его. В такие дни шел в роты, придирался к солдатам, кого-то наказывал и обычно приходил в норму. А сегодня ни в чем не находит успокоения.

Заглянув в мастерскую, где располагалась ремонтная команда, Хардер удивился: солдаты, его подчиненные, занимались вовсе не тем, чем должны были заниматься. Двое из них, склонясь над корытом, старательно мыли консервные банки. Остальные возились у печки, зачем-то подогревая масло в ведре. Они так увлеклись этим занятием, что не заметили, как вошел командир батальона.

— Это что еще за производство?

Солдаты выпрямились, словно по ним прошел электрический ток. Застыли, не смея пошевелиться.