Михаил Зайцев - Прыжок в ночь

Постепенно все утихло. Фрицы, видимо, не напали на наш след, а то не миновать бы нам веревочных ошейников.

Утром с возвышенности, на которую взошли, увидели колонны немецких машин и войск, двигавшихся по дорогам в разных направлениях. Поняли, что через такое скопище не пройти. Отошли назад километров на пятнадцать, чтобы попытаться пройти в другом направлении. В глухом лесу соорудили шалаш и целые сутки отлеживались.

Ночь еще в глубокой дреме лежала под густыми елями и выворотнями корневищ. Проснулись все с той же думой и целью: перейти фронт, встать в один строй со всеми, повернуться лицом на запад. По лесам и перелескам, по долочкам и низинам, цепочкой один за другим двинулись мы опять на восток, навстречу разгорающейся заре…

На этот раз шли со всей осторожностью, выбирая самые труднопроходимые места, обходя деревни. На вто-рой день пути, около полудня, случайно набрели на глухую лесную сторожку (километрах в десяти от передовой). Колодец с журавлем и деревянной бадьей, охваченной железными обручами, говорили нам, что избушка обитаема.

Нам очень хотелось пить, не говоря уже о еде. Но наученные горьким опытом, мы послали в разведку дядю Ваню, два дня тому назад утратившего авторитет старшего.

- Не поминайте лихом, коли что… - прочувствованно проговорил он и пошел к сторожке.

На крыльцо вышел бородатый старик. Наше появление ничуть не удивило его. До войны дед Макар (так звали старика) был лесником, год назад похоронил жену и теперь в одиночестве доживал свой век.

- Да вряд ли помру своей смертью-то, прознают обо мне фашисты и убьют, посчитав за партизана, - сказал он, как будто о чем-то уже решенном.

Сдавалось мне, старик жил в сторожке по заданию партизан, хотя и старался показать, что ничего с ними общего не имеет.

- А вы оттуда или туда? - спросил он, кивнув головой в сторону фронта.

- Туда, - ответил сержант.

- Ну что же, дело хорошее, да только дюже нелегкое. Поймают - стреляют на месте или в лагерь, в лучшем случае, отправляют.

Старик оглядел нас внимательным взглядом.

- Знаю я тут одно местечко, через которое можно перебраться, да только болотина там большая. Гиблое, прямо сказать, место. Сколько душ здесь сгинуло, не перечесть.

- А пройти-то все-таки можно? - вмешался в разговор сержант.

- Кому очень нужно, те проходят, - сурово насупив брови, ответил дед Макар.

- Довел бы нас до этого болота, - попросил я его.

- Это можно, - подумав, согласился он. - С дороги, поди, устали, да и есть, наверное, хотите? Пойдемте в избу, поснедаем, чем бог послал, кваску испьем, а потом и в путь.

Мы единодушно согласились - шел уже второй день после нашей последней вечери.

Управившись с караваем хлеба и жбаном квасу, еще раз убедились, что жить можно, пока не перевелись на свете такие люди, как дед Макар.

Чем ближе подходили мы к переднему краю, тем сильнее росло напряжение, тяжелее становилось дышать. Все ближе и ближе раздавались всплески пулеметного огня, взрывы мин и снарядов, затем наступала тишина, чреватая любыми случайностями.

Под вечер добрались до болота. Поредели деревья, потянуло сначала свежей прохладой, а затем тяжелой сырью.

- Топь дышит, - многозначительно сказал дед Макар.- Держитесь середины болотины (знаком, видимо, деду был путь), а как до речушки доберетесь, на той стороне - наши.

Сказал наш проводник - и ушел.

Болото было обширное, все поросшее ольхой, корявыми березками, дурманящими травами и цветами. Вырезав березовые шесты, забрались в ольховник, где и сидели в ожидании темноты, отбиваясь от полчищ комаров.

Когда густые сумерки опустились на болото, сержант встал и, опираясь на шест, коротко сказал:

- Давай! - И первым шагнул вперед, в болотную топь.

Все прошлое исчезло, ушло из памяти. Одна мысль завладела нами: «К своим и только к своим!» И ничто, как в атаке, не могло остановить нас, даже грозная опасность без следа сгинуть в болоте.

- Или свои, или пусть будет что будет, - каждый решил в душе.

По первому слову сержанта шагнули за ним, не задумываясь.

Справа и слева, далеко впереди, врезались в темноту осветительные ракеты и, рассыпавшись на мелкие кусочки, осветили на миг молочным светом мрачную топь. Прострочили с той и другой стороны пулеметы, несколько взрывов сотрясли воздух. След в след, мы медленно шли за сержантом, сверяя путь по вспышкам осветительных ракет.

Не знаю, сколько прошли, как вдруг шедший за сержантом дядя Ваня (ростом почти в два метра) по грудь погрузился в трясину. Видимо, не выдержала его тяжести травянистая пленка. Болотина, утробно чавкнув, начала засасывать жертву.