Михаил Зайцев - Прыжок в ночь

- Упустил, мазила! - досадовал я, сожалея, что грабителю удалось удрать.

Оставшаяся на дороге корова помычала, потом повернулась и неторопливо пошла обратно.

Примерно через час-два со стороны, куда убежал помилованный моей пулей гитлеровец, появилось человек пятнадцать фашистов. Я счел за лучшее не стрелять. Они долго стояли около места, где упал первый фриц, что-то обсуждая и показывая на лес. На мое убежище, где я находился, никто из них не обратил внимания. Постреляли по опушке из автоматов - да с тем и ушли, захватив с собой труп убитого. Только позднее я понял, как был неосмотрителен, не уйдя на время в лес. Вздумай гитлеровцы проверить развалины, где я укрывался, неизвестно, как бы все обернулось для меня. Опыта одиночной войны мне еще не хватало, а подсказать было некому.

По ночам я иногда спал, а иногда наведывался в деревню (она называлась Песочная), к хозяину, так неласково меня встретившему. В дворовой его пристройке я обнаружил кучу картошки, которой он, видимо, кормил многочисленную скотину: корову, лошадь, овец. Вся эта живность находилась тут же, за загородками. Была у меня мыслишка: перед тем как уйти, пустить все хозяйство этого новоиспеченного кулака на ветер, но пожалел скотину.

С детства осталась у меня любовь к домашним животным. Поэтому я не мог обречь их на мучительную гибель в огне. С Буренкой, на редкость доверчивой и красивой коровой, мы нашли «общий язык». Я ее угощал картошкой, а она меня парным молоком.

На третий день надумал сходить в соседнюю деревню, которая километрах в четырех была видна на горизонте. Вышел рано утром, захватив с собой все имущество,- на всякий случай, если встречу кого-либо из своих и не вернусь назад.

По холодку дошел быстро. Возле деревни мне бросился в глаза свеженасыпанный холмик могилы. Со стороны заросшего вишневой порослью садика подошел к невзрачной на вид избушке, стоявшей на отшибе. Знать, давно осталась она без радетельного главы семьи. Легонько постучал в окно. Его открыла…

- Тамара! - радостно вскрикнул я и осекся на полуслове.

Из окна на меня смотрела девушка, очень похожая на Тамару. В простеньком ситцевом платье, с русой косой, ниспадавшей на девичью грудь.

- Солдатик, заходи в дом! - певуче пригласила она. Я вошел. В доме было чисто прибрано. Тканые дорожки застилали пол. В переднем углу стоял комод с вышитыми салфеточками. Посредине стол, покрытый клеенкой, и несколько табуреток.

- Хлопчик, садись, поешь! - обратилась ко мне пожилая женщина, наверное, мать девушки.

Я не заставил себя упрашивать.

- Лида, собери на стол! - сказала она ей.

Та одела передничек и загремела ухватом у печки, потом принесла миску дымящихся щей из щавеля и кусок хлеба, похожего на глину ( я уже знал, что такой хлеб пекут пополам с перетертыми головками клевера).

- Прости, сынок! Больше у нас ничего нет, все немец забрал, - оправдывалась женщина.

- Далеко они отсюда?

- На Хватовом заводе, в восьми километрах. Бывают и у нас наездами. -Вздохнув, спросила: - Куда сам-то пробираешься?

- К фронту.

- У меня сын, вот такой же, как ты, где-то воюет. Как ушел - словно в воду канул. Может быть, давно уже и в живых нет, и могилки теперь не сыщешь.

- Не горюйте, мамаша! Сын героем вернется, фашисту все равно скоро будет капут, - с наигранным пафосом сказал я ей в утешение.

- Дай-то бог, - перекрестилась она.

Расправившись с незатейливым завтраком, я поднялся из-за стола.

- Спасибо за хлеб-соль, - поблагодарил я женщин.

- Не стоит благодарности, - сказали они в ответ.

Легкий румянец выступил на. щеках девушки. Снова на миг показалось, что передо мной Тамара. Мне так хотелось приласкать и ободрить девушку, но я боялся причинить ей своим непрошеным вниманием еще большую душевную боль/

Перед тем как мне уйти, она предупредила:

- Поостерегайтесь, солдатик, полицаи, как звери, по деревням рыщут, вас ловят. Два дня назад вот так же, как ты, пришли к нам в деревню двое бойцов, отец с сыном, наверное: уж очень похожи были.- И рассказала грустную историю.

Застигнутые в селе конным отрядом предателей, воины укрылись в сарае, на околице, где и приняли свой последний бой. Немало выродков полегло от их метких пуль. Когда кончились патроны, красноармейцы вышли из сарая и с винтовками наперевес пошли в рукопашную: шаг в шаг, плечом к плечу. Шакальей стаей набросились на них продавшие честь и совесть изменники… Жители деревни похоронили героев здесь же, под высокой ветлой, на околице, в той самой могиле, которую я видел. Никто не знал ни имен, ни фамилий погибших. Документов при них не оказалось.