Михаил Зайцев - Особое задание. Записки разведчика. Прыжок в ночь

Вечерело быстро. Траншеи, люди, дорога уже терялись во мраке. Наступала третья ночь в тылу противника. Разработали план захвата «языка». Решили брать одного из младших командиров.

- Пора, - сказал Абашкин.

Традиционно растянулись цепочкой. Я полз последним. Каждый из нас знал свою роль не хуже, чем артист, занятый в спектакле.

Подползли к блиндажу. Пахло свежей землей, опилками.

Гитлеровцы, свесив ноги в котлован, отдыхали. Один рассказывал смешную историю - слышался хохот. Но мы следили за другим. Наши наблюдения в течение дня подтверждали догадку, что он - правая рука командира роты. От безделья немец не знал, куда себя деть. То у лесорубов побудет, то возвратится к тем, что строили блиндаж.

Выбрав удобный момент, Абашкин повернулся к Седову. Старший сержант еще ничего не успел ему сказать, как сзади, чуть левее, донесся треск сухих сучьев. Кто-то шел, раздвигая ветки, приблизился к поляне. Наконец мы его увидели. Это был связист. Тяжело дыша, он нес телефонный аппарат и катушку. Абашкин молниеносно принял решение:

- Брать!

Седов вырос перед гитлеровцем так неожиданно, что тот остолбенел. Он открыл было рот, но закричать не успел. С кляпом немец лежал у ног разведчика. Теперь нас беспокоило другое: успеем ли мы до рассвета вернуться в часть?

Обратно шли прежним маршрутом. Гитлеровца несли по очереди. В долине услышали шум. Потом увидели огонек: он то гас, то снова сверкал.

- Передний край, - сказал Абашкин.

Догадка подтвердилась. В долине расположились фашистские минометчики, которых наши отбросили на значительное расстояние.

- Проверить кляп у «языка», - приказал Абашкин. - И взять левее.

Подошли к переднему краю противника. Немцы то и дело подвешивали ракеты. Надо было найти проход. С этой задачей легко справился юркий Карабердин.

- Есть один проход, - доложил он, вернувшись. - Но там недалеко от стрелкового окопа пулеметная ячейка. Дежурит фриц.

- Переходим. В случае обнаружения пробиваться огнем.

Ползли медленно. Вот и проход. Хорошо видны пулемет, голова гитлеровца. Я до боли в глазах слежу за ним, направив свой автомат. Мне приказано прикрывать разведчиков. Но что это? Справа ударила автоматная очередь, еще одна. Закрутил головой и мой «объект». Ребята продолжали ползти по нейтральной полосе, не обращая внимания на стрельбу. Когда они были уже недалеко от наших позиций, снялся и я. С нейтральной полосы дал красную ракету - сигнал возвращения. Он был принят. Артиллерия ударила по немцам. На флангах заговорили пулеметы. Мы сделали последний бросок и ввалились в свои окопы. Нас тискали в объятиях друзья. Но что это с Седовым? Крепко сжав в руках автомат, он попятился назад и упал.

- Ранен, - сказал Карабердин. - Санинструктора! Наступил новый майский день. Снова заклокотали орудия, и вскоре дивизия перешла в наступление.

А через пять дней все мы услыхали радостное слово: «Победа!»

В своем фронтовом дневнике я сделал тогда последнюю запись: «9 мая 1945 года. Позавчера наша дивизия овладела сильным опорным пунктом гитлеровцев - австрийским городом Галабруном. А сейчас в городе - белые флаги капитуляции. Войне конец!.. Великий праздник пришел в советские семьи. Праздник долгожданной Победы!»

«Осенью и зимой 1941 года авиадесантные соединения защищали родную столицу. А когда началось контрнаступление наших войск под Москвой, в районе Ржева и Вязьмы, в глубокий тыл отступающих гитлеровцев было выброшено крупное соединение десантников под командованием генерала А. Ф. Казанкина. Десантирование проходило в исключительно сложных условиях - десять тысяч человек были выброшены ночью, в сильные морозы. Однако воины-десантники, беспредельно преданные Родине, с честью выполнили боевой приказ.

В течение шести месяцев, сражаясь в глубоком вражеском тылу, они громили подходящие резервы, рвали коммуникации, управление. Десантники прошли с боями около 650 километров, уничтожили 15 тысяч гитлеровцев, много различной техники, освободили более 200 населенных пунктов».

(Газета «Красная звезда» от 20 февраля 1968 г.)

Помню, ранним июньским утром 1944 года я открыл знакомую калитку в невысоком и редком заборе родного дома, откуда почти четыре года назад ушел на войну.

Стараясь унять биение сердца, шагнул во двор. Собака Жучка, моя любимица, сердито залаяв, тут же конфузливо смолкла и, радостно повизгивая, завиляла хвостом. Не забыла, видно, как поил я ее молоком из соски, когда она была еще щенком.