«Зимнее наступление Красной Армии продолжает развиваться, поражая всех скоростью продвижения советских частей. На широком фронте они уже вышли на реку Одер… А армия Жукова прямым ходом пробивается к самому Берлину…
Миллионы мужчин и женщин следят за этими успехами с чувством изумления и восхищения, а также, как мы полагаем, огромного удовлетворения. Те из нас, кто всегда понимал, что социалистическое общество питает народы Советского Союза неиссякаемыми силами, сейчас видят, что их вера оказалась в полной мере оправданной…
О здоровых чувствах и настроениях американского народа свидетельствуют высказывания наших парней, находящихся на Западном фронте. Для них неважно, кто первым войдет в Берлин, важнее всего для них сама победа. И это великолепно. Ведь интересы всех нас сводятся сейчас к тому, чтобы внести максимальный вклад в приближение победы на заключительном этапе войны. Необходимо давать отпор всякого рода антисоветчикам внутри нашей страны. Пресса Хэрста, например, сейчас оплакивает бедственное положение Гитлера. Создается впечатление, что наступление Советского Союза кое-кого удручает, и это в то самое время, когда подавляющее
большинство американского народа испытывает радость…»
Он невольно спрашивал себя: а надолго ли сохранится у американцев память о боевом союзном братстве, чувства восхищения своим русским союзником и благодарности за пролитую им кровь в жестокой борьбе за общую победу над Гитлером? Короче, кто с Эриком Худом, а кто — с его отцом? Не от этого ли зависит прочность будущего мира?
Генерал Эйзенхауэр, как обычно утром, просматривал заголовки армейской газеты «Звезды и полосы». Русские развивали мощное наступление: взята главная квартира ставки Гитлера под восточно-прусским городом Растенбургом, освобожден в Польше самый большой гитлеровский лагерь смерти в Освенциме, захвачены Мемель, Катовице, войска 1-го Белорусского фронта перешли границу Германии западнее и северо-западнее города Познани…
Из Москвы вернулись заместитель Эйзенхауэра главный маршал авиации Артур Тэддер и члены его делегации. Они не могли нахвалиться русскими. Сталин показал себя лояльнейшим союзником. Он заявил, что теперь, когда с помощью советских войск арденнское наступление Гитлера ликвидировано, Германия окажется между молотом и наковальней и вынуждена будет разделить свои резервы. Оказывая нажим на гитлеровцев с двух сторон, союзники встретятся где-то в Германии. Нынешнее наступление советских войск, по всей вероятности, будет осуществляться до Одера, чтобы потом снабдить армию всем необходимым для решающего штурма. Сталин обещал регулярно информировать Эйзенхауэра о своих планах. Наконец обеспечен непосредственный контакт двух великих сил, которые сокрушат Гитлера.
За ужином кто-то предложил тост за русских, за Красную Армию, за вечное чувство благодарности. Генерал Айк, будущий президент Соединенных Штатов Америки, медленно произнес:
— Я слышал тут, во Франции, такую историю. Была у одного отца на выданье дочь. За ней ухаживали два молодых человека. И так случилось, что один из них спас жизнь отцу своей возлюбленной. Отец, естественно, поклялся ему в вечной благодарности. Но через несколько дней другой ухажер, который был умнее, сделал так, чтобы отец девушки смог спасти ему жизнь. И вот этот господин отдает руку своей дочери… кому же? Конечно, тому ухажеру, которому он спас жизнь. Ибо не мог он возлюбить зятя, которому был обязан своей жизнью…
В день, когда исполнилось ровно двенадцать лет с того рокового дня, когда Адольф Гитлер стал, на беду Германии и всего мира, рейхсканцлером, он последний раз выступил по радио, в последний раз призвал к победе измученный народ и клятвенно обещал ему эту победу. В тот день его министр вооружений Альберт Шпеер, с которым он, бывало, фантазировал над грандиозными архитектурными планами будущего Берлина (он хотел дать этому городу новое имя — «Германия»), вручил фюреру меморандум, доказывавший, что третий рейх проиграл войну.
Гитлер приказал Йодлю не показывать пораженцу рейхсминистру Шпееру красную папку с разработкой операции «Затмение». Эту папку читали Гудериан, Гелен, Хейнрици. Всех их охватывал леденящий душу ужас.
И были, конечно, среди них генералы, постаравшиеся запомнить пограничную линию между английской и американской зонами, с одной стороны, и советской — с другой. Она шла по реке Эльбе от Любека до Ниттенберга и от Эйзенаха до границы Чехословакии. Чтобы знать, куда держать путь, когда придет время сдаваться.
Читать дальше