Овидий Горчаков - От Арденн до Берлина

— За мной!

Отступали по дороге к Шенбергу. Но ив этом местечке не удалось удержаться. С севера в него ломились эсэсовцы «Лейб-штандарта». На шоссе царила паника. На обочинах и проезжей части валялись шинели, ранцы, винтовки, пулеметы ручные и крупнокалиберные, рационы. Жгли прямо с домами штабные документы. Части потеряли и не могли восстановить связь друг с другом. Иные из них сражались в полном окружении или сдавались в плен. Кто-то из офицеров 106-й дивизии сказал Эрику, что крауты, наступая от Снежного Эйфеля до Высокого Венна, вбили во фронт 1-й армии пять клиньев, разгромив три американские дивизии. Один из клиньев пришелся по батарее Эрика. В высших штабах никак не могли решить, какое наступление начали немцы — местного или стратегического значения. Именно на панику и растерянность в малоопытных или вовсе необстрелянных штабах и войсках и рассчитывал Гитлер.

До Сен-Вита тягачам Эрика так и не удалось добраться. Остановились на ночь в нескольких милях северо-восточнее городка. Выплевывая огонь, как из форсунки, чадя, с натужным воем пронесся на восток реактивный «мессершмитт».

Стрельба вокруг затихла только к полуночи. Такого дня не знали прежде Эрик Худ и его товарищи по дивизиону. В Нормандии 6 июля 1944 года, в день открытия второго фронта, было несравненно легче. Сейчас, после стольких часов непрерывных боев, все валились с ног.

Глотая бодрящие таблетки бензедрина, Эрик воспаленными глазами всматривался в картину отступления. Видел, как джи-ай сидели на капотах «джипов», лежали вповалку в три слоя в кузовах грузовиков, цеплялись за броню танков, а танкисты удирали, оставляя без прикрытия пехоту, а то и давя ее. Один раненый майор, сидя за обочиной, разделся до пояса и рвал рубаху, чтобы забинтовать продырявленное осколком плечо. Великан негр свалился с переполненного прицепа под гусеницы самоходки, — в общей неразберихе никто не услышал его воплей. Все как в пословице: каждый за себя, и пусть дьявол заберет отставшего! Он видел людей в шоке, уже ничего в панике не соображавших, объятых животным ужасом. Лица у них были похожи на жуткие застывшие маски с выпученными остекленевшими глазами. Офицеры и рядовые поднимали друг на друга оружие, ругались на чем свет стоит, дрались спиной к немцам. У одного фургона замкнулся клаксон — водителя чуть не линчевали, целая толпа набросилась во время очередной остановки на эту машину, сорвали капот, стремясь скорее оборвать адский вой. Когда машина Эрика переезжала через какие-то мягкие бугры, он с ужасом гадал: человек под его колесами или какая-нибудь вещь.

Когда стало смеркаться, водитель Эрика зажег фары — и хотя в облачном небе не было ни одного самолета, его едва не растерзали. В хвосте колонны не раз начинали палить по своим. Колонна едва тащилась, бампер к бамперу, подолгу застревала. Под утро Эрик уснул, сидя рядом с водителем. Во сне его трясло от всего пережитого, от жгучей горечи поражения.

«Впереди ждал тяжелый удар. Не прошло и десяти дней, как разразился кризис. Решение союзников нанести сильный удар из Аахена на севере одновременно с ударом через Эльзас на юге оставил наш центр весьма ослабленным. На участке Арденн один-единственный корпус, 8-й американский, из четырех дивизий держал фронт в семьдесят пять миль. Риск был предусмотрен и сознательно принят, но последствия были серьезными и могли оказаться еще более серьезными. Проявив замечательное искусство, враг собрал около семидесяти дивизий на Западном фронте, из которых пятнадцать были танковыми. Многие из них были неполного состава и нуждались в отдыхе и переформировании, но одно соединение, Шестая панцирная армия, являлось, как нам было известно, сильным и боевым. Это потенциально ударное войско находилось под тщательным наблюдением, пока оно находилось в резерве восточнее Аахена. Когда же бои на том фронте закончились в начале декабря, оно исчезло на время из поля зрения нашей разведки, и плохая летная погода препятствовала нашим усилиям обнаружить его. Эйзенхауэр подозревал, что что-то назревает, но масштабы и силы удара захватили нас врасплох…»

Черчилль позвонил в военное министерство:

— Немедленно пришлите последний гороскоп Гитлера!

В дни Арденн в военном министерстве в Лондоне вспомнили о штатном астрологе Луи де Воле. Свой предсказатель был и у немцев, но англичане, вводя штатную должность астролога в штат военного министерства, считали, что поступают «по науке». Ведь было широко известно, что Гитлер, на словах порицая веру в астрологию, нередко советуется с различного рода прорицателями, ему составляют гороскопы. Следовательно, Луи де Волю вменялось в обязанность с помощью разведки изучить методы астрологов фюрера и по их гороскопам выявить расчеты Гитлера и его штаба. Уверяют, что астролог де Воль значительно точнее британской разведки определил цели и задачи германского главнокомандования в Арденнской операции, притом без помощи сверхъестественных сил.