Сергей Антонов: Два автомата [Рассказы]

Захоронили мы Федю, как могли. Ерохин встал над могилой, попробовал сказать что-то и не сумел ничего сказать. Только сейчас дошло до него, что такое война. Встал и стоит — ровно его приморозило. Наладили связь. «Пойдем, говорю, ладно». А он стоит — не слышит. Подождал я немного — пусть, думаю, перегорит у него душа — снова позвал. А он стоит, как бесчувственный, и возле него наметает сугроб. Взял я его под руку и повел, как больного.

А на следующий день прислали на место Феди другого солдата — Юру Буланова — тоже молоденького, студента. Горячий, азартный был парень. Как только его прислали — на линии снова произошел обрыв. Тут, конечно, хочешь не хочешь, а пришлось нашему Ерохину задуматься. Думал он, думал и говорит: «Ты, Юра, сиди у аппарата, а я пойду. Если не вернусь — передай, как положено, по команде рапорт и пусти вот это письмо». Вижу — ничего путного не надумал — голова на это не приспособлена. Юра ему отвечает: «Вы, товарищ ефрейтор, письмо порвите и оставайтесь, а пойду я» — и надевает лыжи. Надевает он лыжи, а Ерохин не пускает. «Сиди, говорит, тебе после войны еще техникум кончать». А у самого голос дрожит. Поднялся у них спор. Ерохин говорит: «Ну куда ты рвешься? „Кукушку“ послушать не терпится?» «А я ее сниму», — смеется Юра. «Сперва ее надо увидеть», — говорит Ерохин. «А она сама себя покажет». Тут снова пришлось мне ввязаться. «Я, говорю, с Юрой сам пойду для страховки, а ты, говорю, сиди у аппарата». Ну, Ерохин поспорил и отступился. Пошли мы с Юрой. И вижу: идет он вдоль линии и дергает провод. Пройдет немного, встанет и дернет тихонечко на себя.

Я сперва не понял, в чем дело, а потом догадался. Глядите, какой хитрый студент, а? Как слабину рукой почует, значит, обрыв близко. А раз обрыв близко — тут где-нибудь и «кукушка» сидит. Пробирается он лесом, подергивает провод, ровно леску на рыбалке, а я за ним. Долго шли, тихонько. Мне это дело даже надоедать стало. Вдруг он остановился, поднял руку — стой, мол, обрыв близко. Повернули мы обратно, прошли километр, потом перешли на другую сторону дороги и другой стороной, лесом, воротились опять к тому же месту. Залегли за стволами — смотрим по верхам. Вокруг все елки невысокие — на такие елки «кукушки» не лазают. А вот две сосны, одна поближе, другая подальше, глядели подозрительно — на одной из них он и засел, наверное, а на какой — не видать. Можно бы стрельбой проверить, но открывать огонь на авось опасно — он там тоже не с палкой сидит.

Стали ждать, кто кого перетерпит. А мороз лютый. Лицо задубело, словно перебинтованное — губами не шевельнуть. «Нет, думаю, долго так нам не пролежать. Застынем». Только подумал, гляжу — ястреб. Подлетел, было, к дальней сосне, да как метнется вбок… Ну, все в порядке. Дали мы из обоих автоматов по короткой очереди — и сняли. Свалился высокий такой, широкой кости мужик, в лыжном, вроде, костюме, затянутый вместо пояса веревкой кругов на десять.

Вот видите, как у Юрки-то голова безотказно сработала. Этого сняли, а через два дня еще одного сняли. Конечно, лучше бы их живьем брать, да где там, — они на лыжах больно быстро бегают. Во второй раз сняли тоже ловко, только Юрка пальцы отморозил на правой руке. И на третий раз пришлось нам идти с Ерохиным.

Юра, конечно, беспокоится. Говорит, что надо заново обсудить и сменить тактику. А Ерохин машет рукой: «Когда, мол, поправишься, тогда и станешь тактику менять. А мне все понятно». И договорились мы так: чтобы я шел метрах в ста позади него по другой стороне дороги лесом и не спускал с него глаз, а он станет дергать провод. Вот идем, как договорились, — вдруг сверху «трах!» — запечатала машинка, — и падает Ерохин головой в снег. Я выскакиваю на дорогу — и по мне очередь. Но врага все-таки я снял оттуда. Гляжу — в чем дело? А он, оказывается, провод перерезал и завязал его узелком — тоже ведь сообразил, душегуб. Ерохин дергал, дергал, да до узелка и додергался… Вот и учтите: соображение тогда полноценное, когда всякую минуту понимаешь, что враг может не хуже тебя сообразить, — такой я сделал вывод сам для себя, когда хоронили ефрейтора Ерохина.

После этого случая приезжает ихний командир взвода: «Что, дескать, тут делается? На всей трассе спокойно, а у вас — безобразия». Юра докладывает — так, мол, и так. Командир взвода распустил карту и велел показать, в каких местах перерезали кабель. Нанесли эти места на карту, и вышло, что все они на одном участке длиной в четыре, самое большее в пять километров. А километрах в пятнадцати от дороги, против этого участка в лесу, обозначен условным знаком одинокий хутор. Ночью устроили облаву и поймали восемь диверсантов. Говорили, что нашли там целую гору пустых консервных банок — значит, не одну неделю они возле нас прожили.