Станислав Калиничев - У «Волчьего логова» [Документальная повесть]

— А как же вы, дядьку, решились? Немцы ведь кругом!

— Чего мне бояться? Терять мне нечего. Жинки нема, детей нема…

Подошли другие партизаны. Просто не верилось. Все это было невероятно. Из Пеньковки, где ни у кого из них нет ни тетки, ни дядьки, люди с риском для жизни отправили к ним своего посланца с картошкой. Не лазутчик ли это?

— А откуда вы узнали, что мы в блокаде сидим?

— В Пеньковке — немцы, в Яцковцах — немцы, в Бруслинове — немцы… Чего уж понимать тут. Да… И эту штуку вы у меня заберите.

Он протянул увесистый узелок. Игорь взял узелок, развязал его и ахнул. Там лежал большого калибра американский кольт, выпуска, очевидно, конца прошлого века. К нему было пять патронов.

Чудесным человеком оказался этот дядька Иван Свистун из Пеньковки. По доброй воле, рискуя жизнью, прошел он через все заставы, да еще и с ведром картошки и кольтом.

Весь день в отряде царило веселое, приподнятое настроение. Пекли картошку. Сколько человек в отряде, столько картошек закладывали в костер. Мастером в этом деле был Петр Лукашевич, или просто Петра, так его звал Леня Толстихин — эвенк. Петра вытаскивал из костра чернявые картофелины и спрашивал у стоявшего спиной к костру Довганя:

— Эту кому?

— Оле.

— А эту?

— Кате.

— А эту?

— Тебе…

Но главное, партизаны почувствовали, что люди следят за их борьбой, что население окрестных сел готово всегда прийти им на помощь.

Отряд уже сживался с лесом, и Довгань понимал: никакая блокада не поможет фашистам — отряд будет жить и бить врага. Надо разрешить некоторым подпольщикам присоединиться наконец к отряду. А желающих прийти к ним, как сообщали разведчики, становилось все больше.

Земля цвела. Нежным зеленым бархатом покрывались пригорки, первые полевые цветы тянулись к солнцу. А оно, соскучившись за зиму по родной, изрытой снарядами, политой кровью земле, дарило ей свои ласки, рассыпало яркие, почти осязаемые лучи. Просыхала солома на крышах деревенских хат, и крыши становились светлее.

Но по селу ходила смерть. От сознания того, что каждую секунду она может войти под любую из этих соломенных крыш, тоскливо сжималось сердце. Прошла всего неделя после гибели Петра Волынца, как гитлеровцы, остервенелые, снова бросились рыскать по улицам.

После партизанского налета на Майдан-Бобрик фашисты организовали погоню. Старательно прочесывая ближайшие леса, они нашли свежую могилу. Ее раскопали, вытащили труп партизана. Стали обыскивать. В кармане нашли бумажку, которую не заметили его друзья, когда ночью впопыхах хоронили. Это оказался аусвайс, выданный на имя жителя Павловки Сергея Калениковича Волынца.

Лидия Леонтьевна ничего об этом не знала. После ареста мужа и гибели старшего сына она места себе не находила. И только мысль об ушедшем в партизаны Сергее, забота об оставшихся сыновьях заставляли ее держаться, что-то делать, заполнять сутки какими-то заботами.

Однажды апрельским утром она сидела у окна — ближе к свету — и вязала Сергею носки. Для нее он еще был живым. Думала о живом сыне, и отступала на минутку, притуплялась боль недавних утрат… Время от времени отрывалась от работы и смотрела в окно.

И вдруг увидала возле ворот жандармов.

«Иван», — первое, что подумалось ей. Ивану уже почти четырнадцать, и его могут арестовать, забрать, увести с собой как заложника. Надо его спасать. Лесик еще совсем мал, его не тронут.

Она схватила за руку Ивана, чтобы спрятать его в хате своей матери, и уже из сеней крикнула Лесику:

— Скажи им, что мы ушли в соседнее село хлеб менять.

Ввалившись в хату Волынцов, гитлеровцы увидели мальчика, который сидел на лавке, прислонясь спиной к печке. Его ноги не доставали пола.

Фашисты обыскали хату, чердак, обшарили все. Тогда полицай, который их сопровождал, спросил у Лесика:

— Где ваши?

— Петра немцы убили, — ответил мальчик, — батьку тоже немцы забрали, а мама с Иваном пошли в Янов хлеба менять.

— Ком! — гаркнул гитлеровец, схватил Лесика за руку, больно дернул и потащил с собой. Его посадили на телегу и увезли.

Пришли гитлеровцы в этот день и в хату Гуменчуков. Гришу и Катю они, конечно, не застали. Для них уже не было секретом, что брат и сестра — в партизанах. Матери дома не было. Тогда они забрали десятилетнего Павлика.

Вернувшись домой и не застав младшего сына, мать бросилась в Калиновку, в жандармерию. Там арестовали и ее, втолкнув в одну камеру с сыном…