Виктор Некрасов - В окопах Сталинграда [1947, Воениздат. С иллюстрациями]

— Что без омметра делать будем? — спрашиваю я.

Георгий Акимович искоса поглядывает на меня.

— У нас мостик Уитстона есть.

— Что же вы молчите?

— Вот и говорю. Только он в сейфе, а ключ у Пучкова — главного инженера. А Пучков со вчерашнего вечера в штабе.

— Надо послать, значит.

— Посылали уже. Они, видите ли, на «Красный Октябрь» уехали. Три часа назад еще звонили, что едут. И вот все едут.

У Георгия Акимовича очень подвижное лицо. Когда он говорит, движется не только рот, но и нос, лоб, впалые щеки с лихорадочным румянцем. Во рту у него нехватает одного зуба, как раз переднего, и от этого он шепелявит. Возраст трудно определить — повидимому, лет тридцать пять.

— Две ночи кряду не спишь, толку никакого…

Он нервно комкает папиросу.

— Вот позвонят сейчас по телефону — действуйте… А дальше что?

— Действовать, повидимому, — отвечаю я.

— Рубильник включать? Да? Так, по-вашему?

Большие, с темными веками глаза его злобно сверлят меня.

— По-моему, так.

— А рабочие на станции? Вместе с машинами к чортовой матери? Кто их оповещать будет? Мы с вами? У нас и так работы вот по сих пор будет. — Он быстро проводит рукой по горлу. — Вообще ни плана, ни организации, ничего нет…

— Георгий Акимович, — перебивает его Львович. Он сидит в стороне, на запасных аккумуляторах, сгибает и разгибает какую-то проволочку.

— Что — Георгий Акимович? Нужно все-таки мало-мальски мозгами шевелить. На ТЭЦ сейчас шестьдесят человек работает. Куда им деваться, если это… если придется все-таки таррарах устроить… Куда глаза глядят? Врассыпную? Дальше — есть какая-нибудь очередность у цехов? Ни черта нет. Литейный будет рваться, а мы только собираться, или наоборот. Вообще… — он нервно мнет длинными сухими пальцами папиросу. — Вот немец лупит сейчас из минометов, попал осколок в провод — и точка. Вся наша сеть ни к дьяволу не годится. Сколько раз говорил: идиотство держать «уитстона» в сейфе. Воров боятся. Единственный, видите ли, аппарат на весь Сталинград. А вот теперь сиди и жди у моря погоды…

Он делает несколько коротких, быстрых затяжек, тушит папиросу о стену и встает.

— Может, приехал. По телефону не дозвонишься. Не коммутатор, а горе…

Игорь тоже встает.

— Ко мне в Литейный сходим? А? Посмотришь.

Идем в Литейный.

— Как тебе нравится этот тип? — спрашивает Игорь.

— Как сказать! Не завидую его жене. ТБЦ плюс несварение желудка, должно быть. Впрочем, все, что он говорит, сущая правда.

— А меня раздражает.

— Ты неврастеником стал, ей-богу, — все раздражает. Шапиро раздражает, латыш подворотнички стирает — раздражает, этот тоже не угодил. Какого же тебе рожна надо?

— Не люблю ворчунов, что поделаешь.

— Поживем — увидим. Надо вот Седых и Валегу на капсюлях натренировать. Чтоб, как часы, втыкали и не боялись.

Седых улыбается:

— А чего там бояться? Я таких вот сазанов толом глушил, когда в Купянске стояли. Там рыбы знаете сколько? Вот завтра, если взрывать не будем, я вам осетров притащу — двумя руками не подымете. Я уже видал, тут челнок за забором лежит…

У входа в Литейный группа рабочих окружила здоровенного парня с перевязанной рукой. Рукав от плеча разодран, на повязке красные пятна.

— До института, сволочи, добрались. Тр-р, тр-р из автоматов. А у нас — винтовки. Только ко входу подходим, а они из окон — тр-р-р, тр-р-р. Хорошо, «каве» подошел, ахнул прямо в дом. Так они и посыпались, как тараканы. Сейчас на той стороне Мечетки…

Глаза у парня блестят. Ему нравится, что его слушают, что он уже ранен, что он стрелял в немцев, и ему не хочется кончать свой рассказ.

— Только один выстрел «каве» дал. Во второй этаж угодил. Так и полетели камни. А фрицы с заднего хода — от дерева к дереву.

— А много их, фрицев-то? — спрашивает кто-то из толпы.

— На нас с тобой хватит. Дивизии две будет, а то и больше.

— А ты считал?

— Считал… — Парень презрительно плюет и встает, придерживая правой рукой левую. — Пойди посчитай. Там только арифметикой и заниматься… Где медпункт, хлопцы? С вами наговоришься…

На обратном пути опять встречаем раненых — старика и мальчика. Оба ранены легко: один в руку, другой в голову. Немцы все еще за оврагом. Стреляют из минометов. В атаку не идут. Наши — тоже. Плохо, что нет настоящих командиров. Говорят, завтра должны подойти стрелковые части с артиллерией. Два раза немецкие танки подъезжали к оврагу, немного постреляли и ушли. Наши тоже мало стреляют — боеприпасов, вероятно, нет. А в общем ничего — жить еще можно. Тракторозаводцы сумеют постоять за свой завод. И, совсем по-молодому подмигнув глазом, старик с мальчиком идут искать медпункт. Прибитая к фонарному столбу дощечка, с наспех нарисованным крестом, указывает в сторону Волги. Когда мы шли в цех, ее не было.