Александр Васильев - Песнь о Перемышле [Повести]

Лейтенант, уже подготовивший очередную шифровку в штаб, посмотрел недоверчиво. Что значит «по мере сил»? Сколько раз предупреждал, что докладывать надо точно и ясно, без всяких там вводных?

Он дал бы разгон этому чудаку, этому «Пушкину», лишь по недоразумению попавшему к нему в дот, если бы… если бы четыре с половиной дня войны не изменили бы в нем что-то. И потому лейтенант просто молча нахмурил свои черные брови и, как был с шифровкой в руке, подошел к вытяжному устройству.

Он приложил бумагу к вентиляционной трубе, выразительно глядя то на нее, то на бойца. Василий стоял не шевелясь, по стойке «смирно». И видел, что взгляд лейтенанта мягчает, проясняется, как воздух в каземате.

«Молодец! Объявляю благодарность!» Эти слова, которые Василий услышал от лейтенанта впервые, заставили его еще больше вытянуться. «Стоит столбом!» — усмехнулся, глядя на него, лейтенант. И опять, будь другое время, он выговорил бы бойцу за нарушение устава, который требует от подчиненного не молчать, а отвечать на благодарность по всей форме.

Лейтенант махнул рукой и вернулся к столу. А Василий еще постоял с минуту все в той же позе, раздумывая, куда ему идти, и решил, что, поскольку задание выполнено, можно вернуться к себе, в бронеколпак.

Нет, что ни говори, а здесь, на верхотуре, лучше, чем в подвале. Пусть там опасность меньше. Но подвал есть подвал, он хорош для мокрицы либо крота, но не для человека. Человеку нужен воздух. И хотя бы полоска неба. Здесь даже смерть принять легче, чем там, в глухом и темном каменном мешке.

Василий надел каску и выглянул наружу. Солнце уже висело над самым холмом, по красновато-зеленой траве стелились длинные тени. Было тихо, как всегда в эти часы еще в то, мирное, время. Так же парила нагретая за день река, плескались на отмели рыбки. Кружились над лугом стрекозы, словно слетаясь на свою вечернюю поверку.

Все было так и совсем не так. Не от заката краснеет трава. И стрекозы вьются не над цветами. Цветов уже нет, остались одни будылья, политые кровью. И пшеница на поле выгорела. Бились тут наши с немцами — не за страх. Когда огнем не осиливали, поднимались в штыковую… Все-то он видел и тоже своим помогал. Его «дегтярь» службу нес исправно, он на него не в обиде. Только страшно было все это…

«Было!» А будет ли еще? Или, получив по морде, фашисты не сунутся снова? Вчера писарь ходил в штаб с донесением, пришел веселый, сказал, что, по сводке, граница в этом районе и дальше, до самого Черного моря, полностью восстановлена. Кто-то ему там в штабе под секретом поведал: вроде бы Гитлер Сталину ноту прислал, мира просит. Потому, мол, здесь и затишье.

Человек верит в то, во что ему хочется. Василий это знал, знал, что если во что-то поверить сильно, всей душой, то мечта сбывается, только не сразу и не легко… И сейчас он тоже хотел, но боялся верить в эту весточку о мире. Ум ее приемлет, а душа что-то в сомненье берет.

С кем об этом поговоришь? Перед ним на мгновение возник его умный и строгий брат. «Как ты думаешь, будем мы еще воевать?» Брат молчал. Василий печально вздохнул.

Нет, он не боялся за свою жизнь. Все едино, человек рано или поздно уходит с лица земли. Просто он ненавидел всякое убийство. Но здесь он должен и будет убивать, жестокий и коварный враг сам вторгся на его родную землю.

«Товарищ лейтенант, вас — „Тула“!» — крикнул телефонист. Иван, прикорнувший на минуту, вскочил. «„Арзамас“ слушает!» — с бравой хрипотцой отозвался он. И поправил на себе гимнастерку. Говорил начальник штаба. На их участке по-прежнему все спокойно, лишь на левом фланге враг предпринимает атаки небольшими группами. «Видно, выдохся…» Начальник штаба кинул ядреное словцо, но все же предупредил, что надо держать ухо востро. «Как у тебя с „поросятами“? „Ветеринара“ не требуется? А то подошлем… И „арбузов“ хватает? Ну-ну! А сорок пятый совсем в покое не оставляйте, посылайте по „арбузику“. Для профилактики!»

Все это было уже знакомо и привычно. Поросятами именовались орудия, ветеринаром — орудийный мастер, арбузами — снаряды. Сорок пятым был квадрат на территории врага, по которому проходила рокадная дорога. За эти дни она была надежно пристреляна, и теперь, по донесениям с НП, немцы уже не решались по ней передвигаться большими колоннами. Лишь иногда в поле зрения наблюдателей появлялась одиночная машина или повозка, накрыть которую с позиции было почти невозможно, тем не менее один-два «арбуза» туда все же летели. Как сказал начштаба — для профилактики.