Момо Капор: Хроника потерянного города. Сараевская трилогия

Арсение Чарноевич (около 1633–1706) «Молитва уснувшему Господу»

Снег укрыл последние следы тех, кто навсегда оставил Сараево.

На старых географических картах новыми красками начертили новые границы. Установили их какие-то неизвестные мудрецы, которые никогда не пили воду из родников Босны, не видели сливовых садов над Сараево – картографы, никогда не читавшие имен, вытесанных на кладбищенских крестах, к которым больше никто не приносит цветов.

Народ переселяется с одного конца несчастной Боснии на другой или же уходит в соседние государства. Расторопные иностранцы надзирают за великим переселением из белоснежных броневиков с пулеметами. Другие, в цивильной одежде, носятся с одного края города на другой, обещая, угрожая, уговаривая, заполняя заявлениями телевизионные экраны и газетные колонки.

Изуродованные сараевские кварталы зализывают раны, словно коты после драки.

Ремонтируются крыши и вставляются стекла.

Кое-кто из покинувших Сараево возвращается, чтобы увидеть останки позавчерашней жизни и продать кое-что из сохранившегося имущества, если это получится.

И те, что поселились в их квартирах и домах, так же как и сербы, верят в то, что «отнятое – проклятое», и знают из опыта предков, что их настигнет огромная беда, если они не заплатят бывшим хозяевам хотя бы часть настоящей цены.

А если беда минует их, то наверняка постигнет детей и внуков, которые, собственно, ни в чем не виноваты.

Набравшись печального беженского опыта, другие возвращаются, чтобы, совсем как в старые времена, стать турецкой райей. Мусульманские власти благосклонно позволяют возвратиться сербам, которые во время войны не брали в руки оружие.

Но у кого его не было?

В Сараево могут вернуться и те, кто никогда не утверждал, что это – сербский город. Те, кто согласен продолжить здесь существование гражданином второго сорта, кто согласится на любые унижения ради корки хлеба и крыши над головой. Их детей опять лишат права на историческую память. Отпечатаны новые школьные учебники, в которых нет сербских имен, истории и литературы. Детей с малых лет принуждают учить арабский и отказываться от свинины. Растет поколение новых янычар.

Христиане лишены права занимать в этом исламском городе-государстве мало-мальски значительную должность.

Переименованы улицы и площади.

Вокруг города на пограничных переходах процветает торговля.

Ловкие и оборотистые люди с обеих сторон составляют богатства, верша междоусобную торговлю.

Нефть, бензин, ракия, американские сигареты и виски, баранина с окрестных гор, сыр и электроника – все в обороте, все имеет свою цену. Идет обмен упаковками и сведениями о пропавших без вести.

Подкуплены охранники, отечественные и иностранные солдаты. Здесь все покупается и продается, от ворованных вещей до живых людей, проникновение которых в Сараево и выход из него имеет четко установленную цену.

Сюда приходят встретиться те, кого разлучила война.

Опасающиеся мести остаются на своей стороне, другие же, которые ничем не провинились перед властями, переходят границу, чтобы повидаться с первыми.

Сидят на земле, курят, плачут и рассказывают о том, что с ними приключилось за то время, что не виделись.

Таксисты-мусульмане подъезжают к демаркационной линии и провозят сербов в город за большие деньги, гарантируя им безопасность, потому что хорошо знакомы с охранниками и патрулями и подкупают их.

Вновь появляется особый род ловких и оборотистых людей, перекупщиков и оптовых торговцев, скупающих все и вся, род людей, одолевающих историю и войны и которых не интересует ничего, кроме голого существования и обогащения. Это тот самый древний менталитет, что сотворил самых богатых сербов-ташлиханов еще во времена турецкого ига, которые получили прозвище по названию исчезнувшего Ташли-хана, в котором им было дозволено держать небольшие лавки.