Рышард Лисковацкий - Жизнь вечная

Перевод М. Игнатова.

Мы очень любили пана Метю. Пан Метя был не абы кто. И характер твердый, как дубовое полено, и фантазия не хуже, чем у стародавнего автора Жюля Верна, который когда-то навалял такие книги, как «Путешествие на воздушном шаре к полюсу» и «80 дней вокруг света», а также еще несколько таких же. Пан Метя этих книжек не читал и мог даже безо всякого стыда похвастаться: не читал. Ни этих, ни других. И, принимая во внимание его жизненные передряги, будет совершенно правильно, что на все описанные в книгах чудеса он мог махнуть рукой. Правда, только одной рукой, но мог. И зачем ему были всякие описания разных литераторов, если у него у самого жизнь сложилась такая, что ее хватило бы на сто книг. И еще каких.

Мы любили нашего пана Метю. Ни один пацан во всей округе, начиная от трамвайного депо и кончая кладбищем, никогда не сказал ему плохого слова. Мы уважали нашего пана Метю… нет, не за то, что он был уже старый мужик, а мы были перед ним сопляки. Не каждый старый мужик заслуживает уважения. И не потому мы всегда говорили: доброго здоровья, пан Метя, — что он был калека. У него не было одной руки. Правой. Но калека калеке рознь. Есть такие, которым должны платить чистым золотом за потерянную где-то на белом свете руку или ногу. И есть такие, которым бы люди охотно крикнули прямо в харю: получил свое, вонючее ты дерьмо, господь бог знал, кому лапу оторвать!

Пан Метя был героем. Самым настоящим под солнцем и всеми звездами. Когда наступали серые деньки и нас охватывала великая скука, мы толпой шли к пану Мете. Он обитал в маленькой комнатенке на пятом этаже. И бедность у него была, как у настоящего героя. Шкаф, койка, три стула и колченогий стол. Пан Метя в шутку говорил, что это стол-калека и что калека к калеке липнет. Чаще всего мы приходили туда вчетвером: «Ангел», «Крапчатый», «Шнапс» и я. Меньше всего радости было от «Шнапса». Это был жутко ограниченный малый, и даже когда пан Метя рассказывал самые смешные случаи, этот «Шнапс» смотрел на него бездумно, как на обыкновенного человека. Но, правда, «Шнапс» часто приносил с собой поллитровку «родимой», поэтому мы и брали его с собой на тот пятый этаж. Хотя, правду говоря, это была профанация или даже еще хуже. Другое дело «Ангел». «Ангел» был безотцовским сыном, то есть он своего старика и в глаза не видел. Когда-то мать рассказывала «Ангелу» — то ли на нее откровенность нашла, то ли, может быть, злоба, — что этот его папаня, он какой-то бесстыжий редактор или кто-то еще в таком же духе, то есть кто-то пишущий. Может, она соврала, чтобы похвастаться? Но что-то в этом должно было быть, поскольку «Ангел» был малый не без таланта и этот талант он же должен был от кого-то ухватить. А мать у него была глупая, как четыре ножки от стола, вместе взятые. Раньше вроде бы она была красивая курочка, и это было все ее богатство. А с красотою люди живут очень недолго, о чем все бабы должны знать. Особенно те, которые показывают по улицам свои хорошенькие мордашки и ведут себя так, будто бы они все время находятся на выставке. Стало быть, как я уже сказал, у «Ангела» был сильно развитый кумпол. Он лучше всех рассказывал фильмы… так здорово, что уже и не надо было на них ходить. Он еще и стишки писал. Сначала любовные, а потом стал рифмовать и на другие темы. Пока я ему не сказал, что за такие рифмы можно схлопотать по кумполу и будет гораздо лучше и полезней для всех, если мы организуем налет на киоск или даже на приличный магазинчик. И «Ангел» после того нашего разговора прекратил писать свои стишки, это и доказывает, что у него светлая голова. Что в этой голове все стоит на своем месте. «Крапчатый» был середнячком. Если ум в нашей стране оценивается в две тысячи злотых ежемесячно и если за «Шнапса» я бы не дал и ломаного гроша, то ум «Крапчатого» я бы оценил в одну тысячу злотых с мелочью. То есть ни высоко, ни низко. У «Крапчатого» были свои плюсы, но и минусы давали ему прикурить. Но самое плохое было то, что он готов был продать самого лучшего друга за любую задрипанную юбку. Он бегал за девками с утра до вечера. Сбрызнет свою грязную рубашку тройным одеколоном — и отправляется крутить романы. Это вовсе не означает, что я избегаю девиц. Но все должно быть в свое время. А для «Крапчатого» время было только в такой цене, какую имела следующая его девица. Это кто-то ему натрепал, что если он хочет иметь хорошую кожу на лице, а была она у него такая, что не дай боже, то он должен получать лечение от таких девиц, которые потеют, стоит только мужику к ней прикоснуться. Вот он и искал таких девиц. И постоянно сокрушался, что их в мире все меньше и меньше.