— Я дождевой посоветовал добавить, — говорит Колька. — А то бы как наждаком…
Это, конечно, мелочи. Соскребаем с себя пудовую грязь. Тело зудит, чешется. Нас едят вши. И платяные, и в голове — мелкие. Столько вшей у меня было только в Махачкале, когда я туда приехал — стоял в очереди в городскую баню целую неделю.
— Частный собственность фрица! — кричит Шахтаманов. — Зараза такой, маленький, а кусает.
Колька щелкает ногтями, приговаривая:
— Бывает, что и вошь кашляет!
Какая все-таки чудесная вещь — горячая вода. Блаженно, яростно чешемся. Сейчас видно, как мы отощали (дневной паек гомеопатический: 100 граммов сухарей, банка консервов на 10 человек). У Кольки легко можно пересчитать все ребра. Шахтаманов проводит большим пальцем по Колькиным ребрам:
— Жить будешь, но худой будешь!
— У тебя пупок к позвоночнику прирос, — гогочет Колька, поворачиваясь ко мне.
Шахтаманов волосатый. Грудь, спина, ноги будто в саже.
— Сразу видно, что человек от обезьяны произошел, — говорю я.
— Это — шерсть, — бьет себя в грудь Шахтаманов. — Мине не холодно никогда — потому я жаркий всегда.
От горячей воды телу становится легко. Трем друг другу спины, кряхтим, ахаем от удовольствия. Шахтаманов, пританцовывая, тянет на высокой ноте:
— Ай-да-лай, да-ла!
Поднимается стрельба. Бухают близко взрывы. Выварка, тазы дребезжат, но это не мешает. Так бы еще с часок попариться. Но воды горячей много расходовать нельзя, и время ограничено. Уже тарабанят в двери.
— Чего чухаетесь! Тюфяки… Давай выходи.
После бани мы помолодели. Лица распаренные.
— Мине сичас ничего не надо, — уверяет Шахтаманов. — Только одним глазом мельница посмотреть. В ауле мельница есть такой — речка, вода колесо крутит. На мельнице Айшет работает.
— Кто?
— Айшет, девушка мой…
Колька направляется к повару Бассу попить чайку, я хочу привести в порядок свою гимнастерку. Пуговицы, нитки, ножницы — все, что нужно для портняжного дела, есть у нашей Раечки.
Девчата сейчас обшивают себя. Из парашютного шелка мастерят трусики, комбинации, платочки.
Рая живет вместе с Чувелой. Их блиндаж у стены «дома моряков». Там я не бывал — Чувела как-никак начальство.
— Рая! — кричу я у входа.
— А-у-у, — высовывает она светлую мохнатую голову.
— Мне бы пуговицы и нитки…
— Заходите.
Уютный блиндажик. Тепло. И даже вроде духами пахнет. Рая занята шитьем — на полу и на коленях куски кремового шелка. В руках цыганская игла — шелк плотный.
— Наволочки для подушек… Раненым, — говорит она. — Значит, с легким паром вас.
— Искупался неплохо.
— Мы тоже хорошо выкупались, только вот волосы никак не расчешу… Давайте гимнастерку, я сама все сделаю.
Снимаю гимнастерку, закутываюсь в шинель, усаживаюсь возле небольшого столика-ящика, накрытого шелком. На нем коробочка с пудрой, приколки, зеркальце. Стопочка книг, сверху — «Словарь английского языка».
— Это Чувелы?
— Мой.
— Грызем науку?
— Сейчас, конечно, редко заглядываю. А вообще у меня была мечта изучить не один, а несколько языков… Я училась в пединституте, на инязе. Правда, только первый курс закончила.
— Да, я давно заметил, что ты мечтательница.
Ее щеки и тоненький носик розовеют.
— Я вам, доктор, скажу, только не смейтесь, — я вот раньше, ну до войны, чтоб заснуть, всегда начинала думать о волшебнике и волшебной палочке… Три желания у меня: первое — чтобы все мои родные были живы-здоровы, второе — чтобы я была самая красивая, и третье — чтобы изучила все языки. А волшебник говорит: «Нет, выбирай два желания». Тогда я начинала с ним спорить, доказывать, и когда он соглашался — засыпала… А теперь, теперь я прошу у волшебника только одного — чтобы все наши раненые были живы и скорее их эвакуировать…
— С эвакуацией, конечно, паршиво… Попросить бы у волшебника невидимки-корабли…
— Знаете, как они, раненые, ко мне относятся? Иду, обхожу погреба, сараи. К концу обхода руку в карман халата суну, а там кусочки сахара — это они мне тайком положат… Вот дурачки… Сами-то голодные.
Рая пришивает пуговицы, смешно морщит носик с точечными, похожими на родинки веснушками. Плечи худенькие.
Перелистываю словарь. Что б это сказать ей по-английски? У меня с иностранными языками как-то не получалось. В школе учили немецкий, в институте — английский… Напрягаю память.
— What are you doing this evening? Let’s go to the cinema.
— If you don’t mind, I should, like to hear «Carmen», at the Bolshoi [2] Что вы делаете сегодня вечером? Давайте пойдем в кино. Если вы не возражаете, я бы хотела послушать «Кармен» в Большом…
.
Читать дальше