— Это в отместку за баржи!
— Если б немного раньше…
Сбрасывают парашюты. Кремовые зонты с грузом болтаются в воздухе. Ветер относит их на сопки. Захлопали часто зенитки. Нервно затявкали пулеметы. В небе возникли белые облачка разрывов. В самолеты немцы не попадали, а грузы исчезали…
Колька с санитарами и Шахтамановым помчались на сопки. Вскоре притащили груз вместе с парашютом. Не терпелось, сразу стали распаковывать длинные брезентовые мешки. В первом оказались медикаменты и главное — эфир и перевязочный материал. Ура! Во втором — продукты: сахар, шоколад, вино.
— Вот хорошо! — захлопала в ладоши Чувела. — Раненым праздничные подарки сделаем!
А ведь завтра действительно 7 ноября. В этой кутерьме о празднике забыли.
…Вечером в перевязочную набилось полно народу. Радист будет принимать доклад из Москвы.
Наши, санротовские, ходячие раненые, соседи-хозяйственники расселись на носилках, ящиках или просто на полу. Мы с Колькой устроились у двери. На столе — ящик-рация. Зеленый глазок. Белобрысый радист крутит, настраивает. Чадят коптилки.
Рядом с радистом примостилась Чувела — вытащила блокнот, карандаш.
Море рассвирепело — бьет, гупает. В водохранилище как в тоннеле. Все примолкли. Вытянув шеи, следят за радистом, вслушиваются в треск, писк, вырывающийся из темного ящика.
Поймал! Однотонный шум, глухое покашливание — включен зал. Слышны шаги. Рокот аплодисментов. В тишине, слышим, звякнул графин, забулькала вода… Знакомый с акцентом голос. Сталин говорит медленно, негромко, давая возможность подумать.
Мы придвигаемся ближе к рации.
О чем он говорил?
О переломе в ходе войны. О том, что наша армия прошла с боями от 500 до 1300 километров и что уже освобождено две трети родной земли.
И все мы засмеялись, когда он сказал: «Кому пироги и пышки, а кому синяки и шишки».
Радист скорчил рожу и хлопнул себя по белобрысой башке. Савелий повторил: «Пышки-шишки», но на него зашикали.
Мы верили каждому его слову. И было еще странное чувство — где-то там, за тысячу километров, Москва, светлый зал, а мы здесь, в полутемном, сотрясающемся от взрывов убежище, но между нами прямая связь, которую нельзя оборвать.
В девять обстрел. Прожекторы. Ракеты. И обычная суматоха на берегу. Высадка проходит в таком темпе, что не удается посадить раненых. Несколько кораблей немцы подбили у самого берега.
В санроту поступают раненые, пострадавшие во время высадки.
Поздно ночью моряки из патруля принесли девушку. Почти голая — только шинель черная наброшена. Нашли окоченевшую, полуживую на песке.
Мы растерли девушку спиртом. Напоили чаем, уложили в отсеке связистов на нары. Зовут Зиной, медсестра. Дрожит, колотит всю — никак согреться и уснуть не может. Ее носило по морю пять часов. В проливе мотобот подорвался на мине и перевернулся. Она держит меня ледяшками-пальцами за руку, распатланная, страшненькая. Всхлипывает:
— Выплыли только два морячка и я… Морячки поснимали с себя все — остались в одних тельняшках. Держимся за борт. Волны сильные, вода ледяная. Они решили плыть к берегу. Я осталась. Потом один вернулся, другой пропал. Чувствую, с каждой волной силы теряю. Морячок говорит: «Помоги, я влезу на мотобот, потом тебя втяну». А я не могу. Закрыла глаза. Ну, думаю, конец. Еще удар… Волна. И вдруг под ногами песок. «Вставай, морячок», — говорю. А он молчит — мертвый, замерз в воде.
Зина и после рассказа не успокаивается. Плачет.
— Что там воет так?
— Волны… Море…
— А мне кажется, кричит кто-то. Пятьдесят ребят на мотоботе, и все на дно пошли… Родненькие! Паренек один все шутил перед посадкой: «В Черном море много керченских селедок — хорошая пожива им будет».
Отлежаться ей нужно, прийти в себя. Это нервный шок — все пройдет. Лишь бы пневмонию не схватила.
Вот и мой первый фронтовой праздник. С утра немцы открыли бешеный огонь по берегу и поселку. На море шторм. Туман и дождь — кругом мутью заволокло. «Трах-тр-ах-тр-ах!» — рвется где-то близко от водохранилища.
— Праздничное настроение фриц хочет испортить.
— Злится за вчерашний день…
У немцев действительно есть причина злиться. Взят Киев! В сводке Информбюро говорится и о нашем десанте. Читаем, перечитываем переписанные рукой Чувелы строчки:
— «Северо-восточнее Керчи наши войска, сломив сопротивление противника, овладели сильно укрепленными пунктами: Маяк, Жуковка, Опасная, крепость Еникале, Баксы, Капканы, — создав в этом районе плацдарм по фронту 10 километров и в глубину 6 километров… Южнее города Керчь десантные части овладели сильно укрепленным пунктом противника Эльтиген… Атаки против наших высадившихся частей были отбиты с большими для противника потерями…»
Читать дальше