— Рая, возьми одну ампулу кровозаменителя из НЗ, — говорит Копылова и вздыхает.
Наше НЗ — всего десять ампул с кровозаменяющей жидкостью Тарковского.
Моряки не уходят, ожидая конца операции. Когда лейтенанта выносят (он еще спит под наркозом), угловатый старшина с золотым зубом, переминаясь, спрашивает:
— Лейтенант наш жить будет?
— Состояние тяжелое. Крови много потерял… Двадцать шесть ран… Почему поздно принесли, ведь ранен он не сегодня?
— Так он трое суток пролежал на нейтралке… Подобрали, когда третью сопку отбили. Думали, не живой, — глухо, словно в кулак, говорит старшина. — Трупы навкруг… А он как застонет: «Пить…», а сам лежал-то у ямы с водой… Мы к лейтенанту, а там мин понатыкано, как картошки. Так мы привязали крючок на веревке, зацепили за одежу и потащили. Вот тогда и раны, видать, растревожили.
— Как же лейтенант попал туда? — допытывается Петро.
— Это еще в ночь, когда высаживались. Ему Героя нужно дать.
Противотанковая рота Щитова — пятьдесят моряков — одной из первых высадилась в поселок и попала на минное поле. Лейтенант сразу подорвался. Остальные залегли. Немцы немилосердно палили из орудий, минометов.
Когда Щитов очнулся и огляделся вокруг, понял: оставаться на месте — значит всем погибнуть. Нужно поднять людей, во что бы то ни стало поднять!
— Ко мне! — закричал он.
Два бойца и этот угловатый старшина бросились к командиру. Он приказал положить себя на плащ-палатку и нести вперед.
— За мной, кто знает Щитова, за мной!
Рота рванулась в атаку.
— Пробились на высотку, а там перемешались свои, чужие, — рассказывает старшина. — Врукопашную: ножами, лопатками. Лейтенанта мы в сторонке, óбок блиндажа положили. А потом немец танки бросил и как шуганул нас с сопки, в такой каше не успели лейтенанта забрать.
…До глубокой ночи работаем. Гимнастерки, халаты мокрые. Устали смертельно, больше пятидесяти раненых прооперировали. Выхожу на воздух. Ветер с моря обдает влагой. Свистит. Опять шторм.
— Доктор, вставайте, доктор! — кто-то тянет меня за сапог. Вставать неохота. Тело болит, будто побитое. Еще бы поспать. Опять теребят.
— Сейчас, — ворчу я и приподнимаюсь. Рядом похрапывает Колька — он пришел с передовой перед рассветом. Я так и не мог проснуться, хотя смутно понимал, что Колька укладывается возле меня. Он скрутился бубликом, весь в грязи. Подальше от него шумно, с присвистом храпит Давиденков, в глубине, в темноте, Пермяков скрипит зубами.
Дронов в сарае возится у догорающего костра, дымок обволакивает большой черный котел.
— Чаю похлебайте, — предлагает Дронов.
— А чего-нибудь посущественнее нет?
— Пайка колбасы… Сухари.
Наскоро съедаю колбасу, выпиваю кружку солоновато-горького кипятка и выхожу во двор. Навстречу бежит Чувела.
— Я уже была у Нефедова — дал «добрó». Связисты вытряхиваются из водохранилища.
— Значит, перебираться.
Раненых оставляем в клубном подвале — он все-таки крепкий. Подходим к водохранилищу. Савелий отбивается от связистов. Длинношеий в мичманке цедит сквозь зубы:
— На готовенькое, значит. Для вас делали? Салаги! — и сплевывает.
— Слушай, друг, может, сам к нам придешь за помощью… Мы тебя без очереди примем, — говорит аптекарь.
— Заткнись, — свирепо цыкает на него другой связист, — век бы вас не видать…
Они перетаскивают рацию и причиндалы к ней. Связистов было восемь человек. Двое из них с запасной рацией пока останутся здесь, остальные идут к сопке, ближе к КП полка.
Водохранилище вместительное и сухое — бетонированная цистерна. Местные жители использовали его для сбора питьевой воды. Савелий вымеривает пол.
— Семнадцать шагов в длину. Шесть — ширина… Подходяще. Высота тоже (подпрыгивает) — рукой не достать.
Связисты перегородили водохранилище досками — в одной части, меньшей, стояла рация, в другой — нары, столики. Роскошно жили.
В меньшем отсеке решаем сделать аптечный склад, там же будут жить Копылова, Ксеня, Мостовой и Петро. Большой отсек — в глубине операционная, а при входе перевязочная. Люк в потолке закладываем, оставляя только щель для вентиляции. Перетаскиваем и устанавливаем наше нехитрое имущество. Через два часа готовы к приему раненых.
На левом фланге наши и сегодня продолжают наступление. Немцы яро сопротивляются, контратакуют. Опять расхрабрились — под Керчью притихло, гул орудий чуть слышен. Но мы не верим, что там все поломалось. По солдатскому телефону слухи добрые. Одни говорят: наши вроде перегруппировывают силы. Другие: к нам прорвались оттуда два танка. Значит, жди еще. Третьи уверяют, что к поселку пробились на лодке партизаны — разведчики из Старо-Карантинских каменоломен.
Читать дальше