Наконец он бросил тщетные попытки забыться в работе и пошел в полицейский участок. И снова ирония судьбы. Он начал ухаживать за Марго, чтобы отвлечься от бесконечных разговоров с пленным. А теперь чувствовал, что только новая схватка с пленным может вытеснить Марго из его головы.
Шэфера не было, но констебль, тот же, что и в первый день, отпер для него дверь камеры.
Фрир лежал на боку, подсунув под голову грязные мешки. Когда Томас вошел, он открыл глаза, но не двинулся с места.
— Я надеялся, что сегодня вас уже здесь не будет, — сказал Томас. — Не понимаю, почему еще ничего нет. Какая-то дурацкая волокита. Приказ непременно поступит в течение дня.
На него смотрели неподвижные, остекленевшие глаза, и Томас вдруг испугался, что у Фрира из-за того, что его бросили сюда, наступил тяжкий рецидив.
— Если бы я знал, что вы так долго пробудете здесь, я бы позаботился улучшить ваши условия.
Этот невидящий взгляд тревожил Томаса.
— Вам плохо?
Фрир с трудом разлепил губы.
— Если хотите, чтобы я говорил, — голос совсем ослаб, — прикажите дать мне воды.
— Вам что, совсем не давали пить? Тот покачал головой.
Томас подошел к двери и окликнул констебля:
— Принесите фляжку свежей воды.
Тот возразил, что не имеет указаний на этот счет.
— Живее! — яростно крикнул Томас. Он злился и на самого себя. Дурацкая ошибка, вот что происходит, когда голова занята посторонним.
Он вернулся и сел в том же углу, что и вчера. Пленный все смотрел мимо его плеча, на яркий ромбик света там, куда утреннее солнце падало сквозь решетку. Видно, весь долгий день он так и следил, как солнечный зайчик скользит от стены к стене; ему, наверное, хотелось поторопить луч, чтобы он скорее закончил круг и исчез, предоставив камеру прохладному покою ночи; тогда словно кто-то отломит стрелки часов и вселенная затормозит свой полет сквозь вечность.
Томас хотел было что-то сказать, но сдержался, решив подождать, пока принесут воду. Констебль подал в дверь фляжку. Фрир прополоскал рот, выплюнул воду в мятую жестянку из-под керосина, потом напился вволю.
Он сидел, опершись на здоровую руку, волосы свалялись, щеки покрывала двухдневная щетина ржавого цвета — именно таким увидел его Томас в первый раз, — будто вычеркнули все, что произошло за эти дни, и надо начинать с самого начала.
Чтобы сгладить это ощущение, Томас сказал:
— Как только вас перевезут отсюда, с вами начнут обращаться как с парламентером. — И точно извинился за создавшееся положение: — Все дело в резком повороте по отношению к вам, понимаете? Он не мог вызвать восторга у оперативников, да еще в том самом районе, где вы устроили засаду.
Фрир перевел глаза на Томаса и долго смотрел на него изучающим взглядом. Потом медленно покачал головой:
— Бесполезно.
— О чем вы? — а у самого дыхание перехватило от дурного предчувствия, как прошлой ночью, когда он понял, о чем сейчас заговорит Лоринг.
— Сами знаете о чем. — Фрир уже снова глядел на пятнышко света, и на губах его застыла невеселая улыбка, — Если вы хоть немного думали над нашим последним разговором, то должны понимать, что я на это не пойду.
— На соглашение?
— Между нами не может быть никаких соглашений. Томас предчувствовал отказ и все же не смог поверить сразу.
— Но вы подписали наши предложения.
— Знаю, — спокойно.
Только лицо вдруг исказилось, и Фрир с такой силой рубанул кулаком по каменному полу, что боль, пронзившая руку, докатилась, кажется, до сердца Томаса. Минутный взрыв горького отчаянья и презрения к себе — и вот он уже опять вполне овладел собой. А когда снова заговорил, голос по-прежнему был ровен и тих:
— Знаю, что подписал. Я знаю также, что эта бумага может быть использована против меня. Меня можно опозорить в глазах прежних товарищей. И я заслужил это. Но чем больше буду опозорен я, тем меньшим позором мои поступки лягут на все движение. — Он помолчал немного. — Мы ведь с вами пришли к выводу, что моя личная судьба не имеет значения.
Так оно и есть. Мне только понадобилось много времени, чтобы понять, как надо поступить.
— Но ведь наши условия вместе с вашим письменным согласием передать их в джунгли находятся сейчас в руках представителей высшей власти страны. Встреча ваша с вашими вожаками, наверное, уже подготовлена.
Фрир пожал плечами.
— Условия довольны просты. Я видел дороги, усеянные листовками, в которых участников движения убеждали перебить командиров и прийти за наградой. В чаще лесов радиопередатчики выкрикивали ваши предложения. А я в качестве мальчика на посылках нужен вам, чтобы все выглядело так, будто я расхожусь с остальными по вопросу нашей тактики. Вы всегда преувеличивали мою роль в движении; но если бы я согласился, это и вправду могло бы отразиться на настроении людей. Понимаете, для тех, кто борется за свою свободу, я — пусть и незаслуженно, — но олицетворяю надежду, что справедливость их борьбы признают даже люди, которых жизнь не толкает на участие в движении.
Читать дальше