И вот сейчас я смотрю на мемориальную доску, установленную в музее боевой славы бывших «спецов».
На мраморе золотом высечено девяносто шесть имен. Девяносто шесть погибших… А ниже оставлено чистое белое поле, на нем появятся другие имена… Идет розыск живых и мертвых. Судьбы не всех известны.
А те, кто уцелели в страшной битве, сидят сейчас в школьном классе и думают о том, как сохранить, увековечить память о довоенных «спецах», как передать нынешним школьникам военную и патриотическую эстафету их отцов.
Сидят за маленькими школьными партами сорокалетние люди, рисуют на ватмане экспозицию будущего музея. Они сделали уже много: собрали фотографии, письма, нарисовали панно, на котором изображен артиллерийский бой, нашли пробитый осколком комсомольский билет своего товарища. Товарища, которого все хорошо помнят, но никогда уже больше не увидят.
Обратились к скульпторам с просьбой сделать бюсты Героев Советского Союза. Героев из тех, что учились во второй спецшколе, трое. Двое погибших — Тимур Фрунзе и Михаил Либман. Третий — ныне здравствующий Степан Новичков.
Как быстро жизнь становится историей, но ведь и история становится жизнью. Не только для того создается музей, чтобы увековечить подвиги прошлого, но и для того, чтобы люди нынешнего и будущего повторили и умножили их.
Сидят за маленькими школьными партами сорокалетние люди, рисуют на ватмане экспозицию будущего музея боевой славы, и вдруг один из них говорит:
— А если бы мы пушку раздобыли, полковую пушку, на которой мы учились? Какой же артиллерийский музей без пушки?
А бывший командир второй артшколы Левит — общественный военный консультант музея — отвечает:
— Не первый раз, ребята, задаете вы этот вопрос. Мы ведь давно ищем такую пушку. Но трудно ее найти…
Легче найти древний клад, чем пушку нашей юности: они давно сняты с вооружения и пошли на переплавку. Может, где-то в музеях остались. Или на старых артиллерийских складах.
После встречи со своими ровесниками, бывшими «спецами» второй артшколы, я вернулся домой и смотрел по телевидению фильм о майском военном параде.
…По Красной площади тракторы тащили огромные ракеты… Мимо Ленинского мавзолея проходили батальоны Советской Армии, маршировали молодые ребята, которым Родина доверила сегодня свое спокойствие, свою безопасность.
Далеко, очень далеко шагнула за последнее время военная техника. Когда-то высшим достижением ее были прославленные «катюши». Теперь — межконтинентальные ракеты.
Я смотрю на эту великую мощь и вдруг ловлю себя на мысли: думаю о другом. Я думаю о полковой пушке, о пушке нашей юности. Где найти ее сейчас? Как помочь создателям музея боевой славы? Я думаю об этой пушке потому, что без нее не было бы и сегодняшних ракет.
Мы учились на ней — простенькой семидесятишестимиллиметровой пушке. Мы стали артиллеристами и пошли в бой. И в великую победу, которую одержал советский народ, одолевший немецко-фашистских захватчиков, внесли свой вклад шесть тысяч московских комсомольцев, добровольцами пошедших в артиллерийские школы.
Теперь в армии служат их сыновья. Они стоят на посту у ракет, они сидят за пультами электронных машин или у радиолокаторов.
А где же все-таки найти полковую пушку старого, довоенного образца? Она очень нужна не как оружие, а как источник вдохновения для тех, кому сегодня пятнадцать. Нам тоже тогда было пятнадцать.
В моей памяти и в памяти моих друзей-фронтовиков эти два слова воскрешают жестокие битвы.
Собираясь в поездку в Венгрию, я узнал, что мне предстоит быть на озере Балатон.
Путеводителем для туристов я не располагал. У меня был другой путеводитель — сводки Советского информбюро.
Шесть томов этих сводок — в моей домашней библиотеке. Былые годы, былые сражения…
Теперь это история. А тогда, во время войны, люди настороженно смотрели на часы, боясь пропустить время, когда по радио читали сводки. Осенью и зимой 1944 года слушали о боях при Балатоне…
Давно отгремели бои.
И вот снова я на озере Балатон.
Озеро Балатон — длинное, вытянутое. Один его берег — ровный, низкий, другой — гористый, высокий. Там стоит древний монастырь. Это — Тихань.
Читать дальше