Иван Падерин - На главном направлении [Повести и очерки]

Думая об этом, бойцы готовы были подняться и броситься вперед, чтобы выручить Фомина. Но приказ есть приказ. К тому же поднимись они — и секретный пост боевого охранения будет раскрыт.

— Лежит… лежит наш Александр Иванович! — со вздохом произнес старший. — Что же делать?

Он не заметил, как вода подогнала к Фомину два обледенелых бревна, которые торцами уперлись в берег; потом их будто оттолкнуло течение, и они поплыли дальше. Только пристальным взглядом можно было разглядеть, что теперь бревна плыли необычно. Ими кто-то управлял с расчетом поскорее скрыться за изгибом берега. Неизвестно, удалось ли фашистским пулеметчикам заметить это, но когда длинные очереди пуль засновали над водой и несколько светящихся трасс оборвалось у самых бревен, Фомин погрузился в воду.

— Гады! — вырвалось из груди у одного из бойцов, наблюдавших за Фоминым.

С этой минуты бойцы не могли смотреть ни на Волгу, ни друг на друга. Они считали, что Фомин если не убит, то утонул.

Однако Александр Иванович продолжал свой путь.

Вязкая, иссиня-черная, как деготь, вода стиснула его. Казалось, не хватит сил вздохнуть. Она сковала руки, ноги. Держаться за льдинку, к которой он пристал, было очень трудно. Временами западало сердце, леденела грудь, но не остывало сознание:

— Доплыву, доплыву, — твердил он про себя.

Через час он был уже в штабе армии. Командующий принял его сразу.

Услышав, что полк Титова продолжает драться с врагом, генерал встал.

— Живы?!

— Да, — ответил Фомин.

— Все ясно.

Фомин пытался досказать, но командующий по-отцовски обнял его и, приговаривая: «Молодцы, молодцы!», прошел с ним в соседний отсек.

— Расскажи артиллеристам, где ваши границы, затем отдохни, погрейся… А когда согреешься, зайди ко мне. Мы подумаем, надо ли тебе обратно идти. Ведь льдины-то против течения не поплывут.

Согревшись, Фомин вспомнил, что надо дать сигнал своим…

В тот час командир полка Титов готов был выскочить из блиндажа, забраться на самую высокую стену завода и наблюдать за сигналами от Фомина, но врачи не дали ему подняться.

Связь со штабом армии была необходима Титову, как воздух. Он потребовал от наблюдателей докладывать через каждые десять минут обо всем, что они заметят в том направлении, куда пошел взвод Фомина. Телефонная трубка лежала на подушке. Титов держал ее возле уха, но никаких сведений, кроме того что по Волге поплыло «сало», связисты и наблюдатели ему сообщить не могли. Ночь, темно… Пришлось вызвать самого надежного и отважного бронебойщика — Зернова.

— У нас нет связи с главными силами. Туда пошел Фомин. Если к утру от него не поступит сигнал, то придется…

— Все ясно. Я готов пойти туда сию же минуту, — не задумываясь, отчеканил Зернов.

— Не горячись. Путь тяжел, продумай и готовься, — предупредил его командир и тут же попросил зайти в блиндаж Фомина и посмотреть, чем занимается Костя. — Если ему скучно, то скажи, что я его вызываю сюда — дежурить у телефона.

— Товарищ командир, — послышалось в телефонной трубке, — приняли сигнал: три зеленые ракеты!..

— Дошел! Молодец! Давайте ответный, — приказал Титов.

Это известие молниеносно облетело весь полк. Но в тот же рассветный час фашисты начали новое наступление. Оно было самым жестоким из всех, какие выдержал полк за время осады. Гитлеровцы торопились покончить с осажденным гарнизоном до того, как ему будет оказана помощь главными силами армии.

— Кто тут есть, все ко мне! — приказал Титов.

Санитары, связисты, писаря, медицинские сестры — все получили задание. Врача и двух бойцов из охраны Титов послал к ребятам.

— Спрячьте их в самые надежные укрытия. Детей надо спасти!

Оставшись один, Титов вдруг почувствовал, что роты, стоявшие в центре обороны полка, под напором огромных сил врага оставили прежние позиции и, не успев закрепиться на новых, отходят к заводу. Это ему подсказывали и приближающаяся перестрелка, и взрывы гранат. Наконец послышался топот ног подбегающих к блиндажу бойцов. Они стремились сюда, чтобы спасти жизнь командира. Так принято. В смертельном бою тот не солдат, кто не умеет закрыть грудью своего командира и гибнет позже его. «Но еще рано драться тут, у блиндажа, врага еще можно контратаковать с флангов», — прислушиваясь, определял положение командир полка. Здесь он лежал не один день и так привык к каждому звуку, что по малейшему сотрясению потолка, по колебанию огня настольной лампы угадывал, на каком участке идет бой. Казалось, через стены блиндажа он видел все, что происходит на поле боя.