Лавриненков пришел в себя от сильного удара в плечо. Как сквозь сон он услышал немецкую речь.
Когда летчик открыл глаза, он увидел вокруг себя толпу вражеских солдат. Один отстегивал его парашют, другой шарил по карманам, третий замахнулся на него прикладом винтовки. Но в эту секунду над ними проревел мотор, и низко над землей промчался советский истребитель, хлеща из пулемета. Немцы упали на землю, но через минуту вновь обступили летчика. Тот, кто обыскивал его, долго вчитывался в какой-то листок бумаги.
— О-о! Руссише ас! — сказал он.
Лавриненков вспоминал, что в карманах у него не было никаких документов, кроме продовольственного аттестата, в котором было написано, что он — старший лейтенант гвардейского авиаполка — Герой Советского Союза.
«Попал, как курица в суп!» — мелькнуло в голове Лавриненкова.
Летчика посадили в мотоцикл и увезли в деревню. Он лежал возле хаты на ящиках из-под снарядов. Возле него стоял немецкий офицер.
— Как же вас сбили? — спросил его гитлеровец на чистом русском языке.
Лавриненков отвернулся: «Не скажу ни слова, буду молчать».
— Коммунист? — вновь спросил офицер, не дождавшись ответа на первый вопрос.
«Нет, не буду молчать, — подумал вновь летчик. — Еще подумают, что струсил».
Он повернулся к гитлеровцу и твердо ответил:
— Да, коммунист!
Офицер предложил ему сигарету. Лавриненков отказался. У него был свой табак. Он вытащил кисет, вытер кисетом кровь с разбитого лица и закурил.
— Мы вас повезем в Германию, — искоса поглядывая на летчика, сказал офицер.
— Мечтал всю жизнь, — иронически усмехнулся Лавриненков. — Можете не возить, расстреляйте здесь.
— О, нет, — ответил офицер, — такого знаменитого летчика можно не спешить расстреливать.
Лавриненков понял, почему его не бьют и почему так вежлив с ним офицер. На него смотрят, как на богатую добычу, которую надо беречь до поры до времени.
Офицер ушел в избу. В нескольких шагах от летчика за плетнем стояли женщины, ребятишки.
— Скоро придут наши? — шепотом спросила одна крестьянка.
Летчик приподнялся, сел.
— Дней через пять, — убежденно ответил он.
У него было что-то отбито в груди, он кашлял кровью. Его вновь посадили на мотоцикл и куда-то повезли. Мотоцикл подскакивал на кочках, и у летчика кровь шла из горла.
Поздно вечером пленника вызвали на допрос.
— Вы находитесь в штабе воздушного корпуса, — сказал ему офицер-переводчик.
— Сожалею, что раньше не знал вашего адреса, — дерзко ответил летчик.
— Много ли у вас самолетов в вашем полку? — продолжал допрос офицер, делая вид, что не замечает иронии.
Лавриненков насторожился. Он почувствовал, что начинается столкновение с вражеской разведкой.
— Достаточно.
— Сколько вы лично сбили самолетов?
— Много, — ответил Лавриненков.
Силы покидали его. Переводчик предложил ему присесть, но он отказался. Допрос был прерван. Пленного отвели в другую избу, где он лег на пол, но не мог уснуть, хотя и был смертельно усталым. Он смотрел в окно. Возле избы стояли два солдата-охранника. Мысль, что он, советский офицер, находится в плену, наполняла его сердце яростью. «Как вырваться из плена?» Он лежал и думал о друзьях, которые сейчас вернулись из полета и в шумной офицерской столовой горячо обсуждают итоги боевого дня. Наверно, говорят о нем, о Володе Лавриненкове, строят различные предположения. Он вспомнил родной Смоленск, меньшего брата, своего любимца, который как бы смотрел на него сейчас с укоризной: «Как же это, ты, Володя? Герой, а в плен попался!»
Мысль о побеге не давала покою. Но что можно сделать?
Утром ему дали скудный завтрак — какую-то бурду и ломтик хлеба. Потом посадили в кузов грузовика, и офицер оказал:
— Если будешь выскакивать из машины, — застрелю.
Выскакивать было бы безумием; два конвоира сидели рядом, держали винтовки наготове.
Вскоре Лавриненкова привезли в город и запихнули в тесную камеру с железными решетками. Грязные стены ее были испещрены надписями вдоль и поперек. Лавриненков прочитал: «Здесь ожидал своей судьбы капитан С.» Он отломил кусочек известки и написал внизу: «Влад. Лаври.» Вечером его посетил в этой камере «гость» — здоровенный детина с ободранной физиономией. Это был летчик той самой «рамы», которую атаковал Лавриненков. Оказалось, что килем своей машины советский летчик отрубил стабилизатор «рамы», а пулеметным очередями убил ее штурмана и перебил руку стрелку. Ободранная рожа пилота — не в счет.
Читать дальше