— Жди, пока придет пароход «Маяк». Он во Владимировке пока стоит. А утром ты сам попробуй поискать их.
— Как-то вы чудно отвечаете, — сдерживая нетерпеливую злость, сказал Иван Никитич. — Чем я, багром, что ли, буду их искать?
Но по селектору не ответили.
Уже занималась заря, когда он вернулся к себе на участок. Он не пошел домой, а сел на берегу и неторопливо скрутил большую папиросу. Табак был крепок, и он закашлялся, хватив слишком много дыма. Оттуда, где он сидел, было хорошо глядеть на могучую и сонную реку, и он видел, как соседние участки зажгли запретные огни, перегородив фарватер.
Вверху скопилось три пассажирских парохода. Там было тихо. А внизу дымил и шипел буксир. Его грязный и тяжелый дым, вываливаясь клубами из трубы, тут же падал к воде. Сзади буксира глубоко сидели две баржи, похожие на большие корыта.
К Ивану Никитичу подошла его жена и молча, устало села рядом. Видно, она тоже не спала этой ночью.
— Что же теперь? — тихо спросила она, глядя на реку.
— Сами, говорит, поищите, — раздумчиво ответил Иван Никитич.
— Что же, — сказала она, потуже затягивая на подбородке узелок косынки. Она всегда так делала, если решалась на что-нибудь.
Иван Никитич покосился на нее.
— Ну иди, стало быть, кликни Буровых.
Пришли солдатки Матрена и Ксения Буровы.
Старики и молодые солдатки в двух лодках выгребли на фарватер. Они взяли с собой толстую веревку, привязали к ней камни и бросили в реку. Веревка тут же пошла ко дну. Ее медленно волокли позади движущихся лодок. Простодушные люди пытались ловить мины, как рыбу.
Мимо них, стороной, пробирался военный катер.
— Эй, на катере! — закричал Иван Никитич, подняв весла.
На катере заметили лодки и остановились. Иван Никитич подождал, пока там выключат мотор, и, когда все стихло, крикнул:
— Как нам лучше мины выловить?
На катере долго молчали. Лодку Ивана Никитича медленно относило течением, и он стал тихонько подгребать назад, чтобы удержаться на месте.
Наконец с катера ответили:
— Бросайте, а то взорветесь. Ждите тральщика и не суйтесь больше не в свое дело.
После этого мотор на катере оглушительно взревел, и катер стал крадучись пробираться меж отмелей.
Иван Никитич посмотрел на жену, на Буровых, молча сидевших в другой лодке, и тоже присмирел.
Они благополучно собрали веревки и вылезли на берег. В это время со стороны города прилетел самолет, сделал круг и сел около верхних пароходов.
Потом самолет, подобно крупной зеленой саранче, перепорхнул от пароходов на участок Ивана Никитича. Не успел Иван Никитич подъехать к нему на своей лодке, как из кабины, что сзади летчика, закричал военный моряк:
— Бакенщик, кто закрыл фарватер?
— Я, — сказал он, робея.
— На каком основании?
— На основании инструкции.
— Инструкции? А ты точно знаешь, что это мины? А если это не мины? Ты знаешь, в какое время закрыл фарватер? Там, — военный моряк протянул руку в сторону горящего Сталинграда и западного берега, — там бои, там ждут боеприпасы, горючее, оттуда увозят детей, женщин, а ты закрыл фарватер!
— Закрыл, — как эхо, покорно повторил Иван Никитич, пораженный тем, что ему было сказано.
— Ну, смотри, бакенщик! — И самолет перепорхнул к пароходам.
Иван Никитич вернулся на берег. Сомнения растравили его душу, как только он выбрался из лодки, мягко ткнувшейся носом в шершавый песок. Если выброшены не мины, а что-нибудь другое, не опасное? Он прислушался. Опять где-то за горизонтом глухо и тяжело загудели разрывы. Далекое расстояние, теплый летний воздух слили их в однотонный и непрекращавшийся гром.
«Это там, — тоскливо подумал он, — в Сталинграде гудит. Что там сейчас делается! А я фарватер закрыл. — Он был в отчаянии. — Ребятишек оттуда везут, три парохода ребятишек… Из пекла ребятишек-то вырвали, а я их не пустил по реке. Поди, их ждут где-то».
И Иван Никитич представил, как выходят люди на тихие пристани, смотрят на реку, а пароходов с ребятишками все нет и нет…
И тогда он впервые почувствовал всю ответственность, которую взвалил себе на плечи, остановив движение по Волге. Правильно ли он поступил, закрыв пароходам дорогу? Смятение, растерянность охватили его. Что-то надо делать немедленно, сейчас же. Он понимал, что волжская дорога к осажденному городу ни на минуту не может быть закрыта. Но что ему сейчас делать, что делать?..
К пассажирским пароходам подошел буксир и загудел.
«Пустить, — беспокойно подумал Иван Никитич, — пустить просит… — Буксир все гудел и гудел. — А если их и впрямь пустить… не по фарватеру, а где давеча катерок проскочил, в обход?»
Читать дальше