Дмитрий Холендро - В Крыму [Из записок военного корреспондента]

— Молодец, Малидовский!

Малидовский прищурил глаза, улыбнулся:

— Как же, товарищ командир полка, немцы хотели нас в море, а мы сами хотим их — туда же.

И вышло так. Пушки Малидовского добивали немцев на мысе Херсонес, с которого были выброшены в Черное море остатки немцев из Крыма.

…Последние часы на Керченском берегу в дни этой первой своей поездки я провел в блиндаже командира полка гвардии полковника Героя Советского Союза Петра Георгиевича Поветкина. На его столе лежала пачка писем. Он перебирал их, придвинув к себе коптилку, и с грустью говорил:

— Этого нет… Вот письмо Марунченко. Погиб при высадке. Ему посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Нет и Михайличенко…

Лунной ночью катер вез меня через пролив к Большой Земле.

На борту закричали:

— Человек в море!

Это был труп. Кверху лицом, раскинув руки, он покачивался на волнах.

Кто он? Может быть, наш безымянный герой, бессмертная слава которого влита сейчас в обелиски памятников на освобожденной крымской земле? Или это немец, получивший то, что должен был получить во имя справедливости. Пришел он незванным из проклятой Германии, пришел убийцей и вором. И качается на волнах его труп, размоет его вода, растащут рыбы, и не останется следа.

Катер скользнул вдоль трупа и резко отвернул. Кто-то крикнул:

— Немец!

Ветер гонит поземку. Снег сухой, как песок. Белые буруны расходились по проливу, беснуется море. Сковало грязь на дороге, протянувшейся вдоль берега от причала к причалу. Повозка ковыляет по ней, как на ходулях.

Баржи прижались к берегам. Никого не видно в море. Мечется одиноко наш белый санитарный катерок, приближаясь берегу. Вот его захлестнуло волной. Потом вновь взмывало на гребень.

Идет катерок, бросаясь от волны к волне, как чайка в полете.

Наконец он подобрался к причалу.

— Эй, на пирсе!

— Есть на пирсе!

— Держи концы!

Раненые, кто с подвязанной рукой, кто с забинтованной головою, потянулись к катеру из госпитальных домиков, приютившихся под скалой. Им помогают всходить на палубу по шатким мосткам.

Что это, ветер или свист снаряда? Свист нарастает.

Бах! Столб воды подпрыгнул к небу. Но никто не обращает внимания. Привыкли. Немцы методически обстреливают причалы и берег, на котором в огромные штабели сложены ящики со снарядами, мешки с продовольствием, тюки прессованного сена для лошадей.

Вновь нарастает свист, и еще один столб воды поднимается вверх.

Шофер у причала прогревает мотор. Он потирает красные обветренные ладони, прячет их в перчатки и хлопает руками. Он доволен морозом — окрепла дорога. Закончилось мученье водителей, не будут больше машины застревать в вязкой непролазной грязи.

Мы сбежали с причала и устраиваемся на машину.

Путь знаком. Столько раз по нему хожено. Всю зиму линия фронта почти не менялась. Бои велись на изматывание врага — за высоты, за траншеи, иногда даже за отдельные окопы, за воронки.

Немцы рыли траншеи — им не давали рыть. Строили проволочные заборы — их разрушали наши артиллеристы, саперы. Немцы подтягивали батареи — их разведывали и подавляли…

В эти будничные дни войны совершил свой подвиг красноармеец Василий Рыжов.