— А почему не выполнено ваше приказание перекрыть шлагбаум? — спросил комендант, указывая на пыльное облако, ползущее по дороге к станции. Из облака вынырнул грузовик. Переехав через пути, он свернул и напрямик направился к станции.
В нескольких шагах от платформы машина остановилась. Из кабины вышел Русин в форме гауптштурмфю-рера СС, а из кузова выпрыгнуло пятнадцать «эсэсовцев». Комендант приветственно вскинул руку и пошел встречать старшего по званию.
— Комендант? — грозно спросил Русин.
— Яволь! А это начальник станции… Что прикажете?
— Пройдемте в кабинет. А вы, — Русин строго посмотрел на начальника станции, — отправляйтесь к себе.
…Как только комендант переступил порог кабинета, его схватили, связали и уложили на диван. Русин поторапливал бойцов. Комендант обомлел — эсэсовцы разговаривали по-русски, а русскую речь он понимал лучше французской. Неужели станцией овладели страшные русские партизаны, о которых недавно упоминалось в циркулярном письме?
Русин вышел. Из-за перегородки донесся протестующий голос начальника станции, а затем комендант увидел, как восемь «эсэсовцев», подбежав к локомотиву «летучки», забрались в него, и сейчас же черная махина двинулась с места.
…Начальника станции не связывали. С опаской поглядывая на дула автоматов, он сел у селектора, а как только вошел Русин, горячо запротестовал — на станции хозяин он, и никто, кроме него, не отвечает за безопасность движения.
Под суровым взглядом серых глаз железнодорожник умолк и робко спросил:
— Что хотите, господа?
— Локомотив, — ответил Русин, — через полчаса он возвратится.
— О бог мой! — воскликнул железнодорожник. — Это невозможно! Никак невозможно! Ровно в пятнадцать со станции Ланголь проследует «литерный» воинский эшелон.
— Тем лучше… Грачев! — окликнул Русин бойца.— Добегите до Нечаева и передайте: по окончании операции локомотив оставить на месте. Идет воинский состав. Мы соединимся на поляне у «Черного камня».
Грачев выбежал. Русин подсел к селектору, положил перед собой маузер и строго посмотрел на начальника станции:
— Пока я здесь, на все вопросы соседних станций отвечать только то, что скажу я.
…Группа бойцов Нечаева подбежала к локомотиву, взобралась на него. Нечаев не особенно вежливо дулом автомата ткнул в грудь дремлющего машиниста. Тот вскочил и, ничего не соображая, поднял руки вверх.
Один из бойцов прокрутил маховик рычага и оттянул рычаг регулятора. Локомотив тронулся, громыхая, добежал до стрелки и помчался на север. Неожиданно машинист оттолкнул бойца.
— Безумие! Авантюра! — закричал он. — Паровоз не бричка! Скажите, что надо, и я сделаю. Ведь я, черт возьми, француз!
Нечаев скорее догадался, чем расслышал слова машиниста…
— Мост! Нам надо на мост! — кое-как объяснил он.
— На мост? На этот большой мост? — удивленно переспросил машинист. Он будто догадался, с кем имеет дело.
— Вы из отряда русского офицера Вольдемара? Вам нужно на мост? Мы сейчас будем на мосту.
Машинист дернул ручку сигнала. Не успело откликнуться эхо, как промелькнули столбы со щитами «запретная зона», «закрой поддувало», «тихий ход» и показалась грандиозная ажурная арка, переброшенная над бурной широкой рекой, и тут же теплушка, приткнувшаяся к стволу огромного дерева.
В тени возле нее пять солдат в трусиках и майках играли в карты. Под полосатым «грибом» на железнодорожной насыпи стоял часовой. Он наблюдал за игроками.
Машинист сбавил ход локомотива.
Один из бойцов выстрелил в часового. Не успели часовой на противоположном берегу реки и картежники сообразить в чем дело, как застрочил пулемет, ухнули разрывы нескольких гранат. Локомотив стал. Нечаев и бойцы соскочили на землю и бросились к мосту.
Заложив руки за пояс, машинист смотрел, как минировали мост, по которому он сотни раз водил состав. «Что их толкает на это? — думал он. — Жажда разрушения? Убийства? Презрение к смерти?»
За свои пятьдесят лет машинист многое слышал о далекой России, о легендарных большевиках мечтателях. В душе он отрицал программу Французской коммунистической партии, но сочувствовал русским, радовался их успехам, восхищался героизмом Красной Армии.
…Вскоре восемь человек выбрались на мост и направились к локомотиву. Они шли неторопливо, обтирая потные, взволнованные лица, переговариваясь, будто мастеровые после окончания трудной работы, доставившей им удовольствие. Машинист смотрел на них и понял, что ими движет большая любовь к жизни, к Родине. И если сейчас он заберется в будку локомотива и уведет его, оставив их, это не обескуражит смельчаков — они свое сделали: мост взлетит на воздух, движение приостановится, и на землю их далекой Родины там, на Востоке, меньше ступит ног убийц в зеленых мундирах, на которых и у него, потомственного железнодорожника, чешутся руки.
Читать дальше