Михаил Лобачев - Дорогой отцов [Роман]

— Пожалуйста, отвечу, если знаю, а нет — извините.

— Как бы это поаккуратней.

— А вы попросту, без хитрости.

— Без хитрости, Григорий Иванович, тоже нельзя. Хитрость, скажу вам, штука нужная. Вот, скажем, Кузьмич. Не схитри он с бабкой, так бы она и шпионила до сих пор. Международность интересует нас. Газет не читаем, а радио у нас нет. Так вот мы и хотим спросить: не придется нам, старикам, топоры да косы точить?

Лебедев не без удивления подумал: «Какой же это международный вопрос?» В глухой землянке тепло и тихо. Пахнет листьями, сухим полынком. Все улеглись на душистый подстил. Удобно и приятно Лебедеву лежать после сытой каши. «Вот хитрец», — подумал Лебедев о Тимофеиче, а тот, посапывая, не торопил, ждал ответа. Лебедев понимал, о чем речь идет. Тимофеич кашлянул, дал знать: «Я, мол, не сплю».

— Дело до топоров не дойдет, — со всей определенностью сказал он. — Армия без стариков обойдется.

— Это как сказать, — сомневался Тимофеич. — Что у них на уме — не отгадать. Не переметнутся англичане с американцами на вражью сторону?.. У них слово, что товар, — продается и покупается. Где прибыль — там и правда, союз и дружба. Дружба до первой схватки. Не обманут, Григорий Иванович?

— Не допускаю, — все так же определенно заверял Лебедев.

— Хорошо бы… А мы тут с Кузьмичом все прикидывали да примеряли. Дела-то на фронте больно паскудные. Я своему сыну Пашке отписал. Я ему, шалопаю, высказал. Отступаем, пишет. Бежим. Никак, мол, не закрепимся. Как бы, мол, на Донщину не перекинулся пожар. Это он меня успокаивает, сучий сын. Ишь чем обрадовал. На всякий, мол, случай, батя, подтяни порты. Чуешь? Я тебе подтяну. Я тебя, говорю, на версту к дому не подпущу, из хутора выгоню. Сам свой суд над тобой учиню. — Помолчал, повернулся на другой бок, под ним затрещали сухие прутья. «Спать укладывается», — подумал Лебедев, но Тимофеич неожиданно опять спросил — Говоришь, своему слову союзнички не изменят?.. Хорошо бы…

— Нет, — твердо заявил Лебедев.

— Хорошо бы…

Не прошло и минуты, как Тимофеич богатырски захрапел. Заснул и Лебедев. Здоровый сон вернул ему силы. Встал он бодрым, в хутор пришел на рассвете. Выпив стакан чаю, он позвал Кочетова. Ему он приказал собираться в Сталинград за взрывчаткой.

— А зачем нам взрывчатка, Григорий Иванович? — удивился Кочетов.

— А затем, Степан Федорович, в ноябре закончим земляные работы и тогда примемся за доты и дзоты. Могут ударить морозы. Сколько тогда потребуется лишнего труда. Кострами много земли не отогреешь. Садись в машину и поезжай. Все бумаги я уже заготовил.

— Ясно, Григорий Иванович.

— Непременно узнай, какому заводу заказано готовить доты. Я хочу, если это возможно, уже теперь начать их транспортировку. Обязательно привези хороший прогноз погоды на одну-две декады. Попроси погоды солнечной.

— Непременно добьюсь. Будьте в надежде.

— Заверни ко мне на квартиру. Узнай, как они поживают.

В семье Лебедевых все было ладно: Алеша учился в школе, Анна Павловна с дочкой Машенькой целые дни проводила в заботах и хлопотах в детском садике, а в свободное время стирала и гладила госпитальное белье. На госпитали женщины Сталинграда отдавали многие часы, отрывая их от сна, откладывая свое личное напоследок.

В дверь тихо постучали. Пришла соседка, дряхлая, подслеповатая старушка Митрофановна. Она в трясущихся руках принесла для госпиталя две вилки и две глубокие тарелки.

Анна Павловна с чувством удивленного восторга воскликнула:

— Да зачем это? Тебе, Митрофановна, самой надо помогать.

— Я, милая, ни в чем не нуждаюсь. У меня все есть. А тебе, Машенька, я леденчик принесла. Это меня вчера Настя, соседка, гостинчиком порадовала. Получка у нее. Она всегда с получки обдаривает.

— Садись, Митрофановна, к столу. Кусочек пирожка съешь.

— Это можно. Ты, Аннушка, обязательно передай раненым (мой подарочек.

Сталинградцы несли в госпитали столовую посуду, простыни, подушки; несли книги, картины, ковры. К солдатам шли артисты, музыканты, школьники. Госпитали, размещенные в школьных зданиях, затруднили учебную работу, занятия пришлось вести в три смены. Родители, преодолевая трудности, отводили в своих квартирах комнаты под классы; таких классов в городе возникло более сотни. Тысячи девушек в госпиталях работали санитарками. Все палаты имели своих шефов. Детский сад, в котором работала Анна Павловна воспитательницей, тоже имел подшефную палату.

Один вечер в неделю дежурила Анна Павловна. Ее появления ждали, с жадностью расспрашивали о жизни города. К этому Анна Павловна была готова и всегда рассказывала о новостях живо и занимательно; особенно хорошо говорила о тракторном заводе.