Владимир Бээкман - И сто смертей

— Это когда было! — сказал умный, со значками, парнишка с превосходством всезнайки. — У нас в Красной Армии знаешь какая связь! По радио! У нас могут держать связь даже с Северным полюсом. Когда экспедиция Папанина дрейфовала на льдине, тогда Кренкель каждый день держал связь с Москвой, я сам читал!

Яан почувствовал, как направленные на него взгляды снова стали подозрительными.

— Послать некого, — рассудительно произнес Федор, словно бы отвечая на предложение Яана. — Бойцы охранного отряда все при деле. Кто на посту, а нам вот вас караулить надо.

— Никуда мы не денемся, пусть кто-нибудь из парней пойдет, — попытался Яан снова подтолкнуть ход событий.

Федор долгим взглядом посмотрел на него и ничего не сказал. На ощупь свернул козью ножку и прикурил сверху от лампы.

— Пешком далеко, а лошадь ночью из колхозной конюшни не получишь, — заметил он наконец.

Теперь шофер полез в карман за куревом. Парнишка со значком ворошиловского стрелка на всякий случай оторвал от пола приклад ружья. Увидев в руках у шофера пачку папирос, он снова тихо опустил мелкокалиберку на пол, так, чтобы никто не заметил. Шофер расправил смятую пачку и достал оттуда папиросу «Беломор».

— Ты гляди, папиросы-то нашенские, — задумчиво произнес тонкоголосый ветеран войны.

— Диверсантам нарочно дают с собой наше снаряжение, чтобы усыпить бдительность, — поучающе сказал настырный значкист. — И целые пачки фальшивых денег, чтобы купить из кооператива все, что им нужно.

Яан почувствовал, как ему стало неуютно. Не хватало еще, чтобы им обыск устроили! В кармане у него лежала почти что нетронутая двухмесячная зарплата, которую он взял с собой. Потратить ее было не на что. Вполне достаточно, чтобы сойти за диверсанта, описанного этим мудрым подростком!

— Машина у них не наша, — второй бдительный подросток счел теперь нужным поведать о своих наблюдениях. — И еще как ловко сделано. Написано «Орел», только буква «л» у них по ошибке немецкая поставлена. Видно, перепутали. Они того не знают, что у нас не выпускают машин под названием «Орел», у нас делают «эмки» и «ЗИСы».

Яан готов был застонать. Даже их «опель» стал в глазах ретивых охранников дополнительной уликой. Теперь их собралось уже столько, что пропало желание говорить с задержанными. Мужики еще только между собой обменивались репликами, относящимися к задержанным.

— Гляди-ко, а по-нашему все же лопочут, — басовито заметил один из стариков.

— Они всякие бывают. Когда меня из-под Сандомира привезли в Одессу в госпиталь, то я насмотрелся на этих немецких колонистов. Приезжали из степных сел в город на базар. В тех краях их полно было. Когда чуток подправился, я и сам стал интереса ради на базар похаживать. Одни говорили совсем плохо по- русски, другие шпарили как по маслу, еще почище, чем этот здесь!

— Их в разведшколе обучают, — пояснил парнишка- значкист.

— Ну и гады! — со злостью сплюнул тот, который допытывался о цене ржи в Печорах.

— А от нас все равно не уйдешь! — торжественно провозгласил тонкоголосый старик. — Какой бы хитрый немец ни был, а русский тебе рано или поздно все равно зенки вывернет. Как в империалистическую, когда мы с Брусиловым австриякам фронт прорвали, я там тоже участвовал.

— Так то были австрийцы, — попытался возразить парнишка без значков.

— А, все одно немцы, — безмятежно махнул рукой старик. — Знаешь, в старину на Руси правильно говорили: кто не русский, тот немец. С петровских времен так и говорили. Намотай себе это на ус.

Яан почувствовал, что на него наваливается страшное безразличие. Пытаться изменить положение было все равно что биться головой о стенку. Лучше предоставить все случаю, как-нибудь должно же оно уладиться. Накопившаяся за долгий день усталость придавила его спиной к бревенчатой стене, руки и ноги налились теплом, отяжелели, и вдруг у него не оказалось уже никаких иных желаний, только стремление оставаться в покое и сомкнуть глаза. В таком блаженном состоянии нервы его отдыхали. Разговор между охранявшими их людьми слился в неразборчивое бормотание, тени сидевших за столом и размахивавших руками стариков отплясывали на стенах своеобразный угловатый танец. Дверь на крыльцо стояла нараспашку, оттуда тянуло ночной прохладой и сенным духом.

Он не знал, просидел ли он так час или два, как вдруг положение резко изменилось. Кто-то вошел твердым шагом в избу, охранники вскочили. Когда в лампе подкрутили фитиль, Яан, протерев глаза, увидел, что в сопровождении сержанта в помещение вошел начальник политотдела дивизии, старший батальонный комиссар Прейман. Сон будто рукой сняло, Яан вскочил на ноги и доложил начальнику политотдела.