Алексей Першин - Смерч

И далее в том же роде.

Когда были записаны анкетные данные и дежурный собрался излагать суть происшествия, «выразившегося в хулиганских действиях гражданина Чулкова Д. Н.», вмешался Вадим:

— Теперь записывайте и меня.

— А вы кто? Свидетель?

— Нет, участник драки.

Дежурный вопросительно взглянул на милиционера.

— Этого я знаю — сынок секретаря райкома товарища Зеленкова, — объяснил тот. — Стоял рядом, но чтобы наносил удары — не видел.

— Та-ак, — дежурный вынул платок, промокнул лицо — июньский вечер выдался на редкость душный. — Вы что же, разнимали дерущихся?

— Да нет, — упрямо набычился Вадим. — Мы с Чулковым друзья и вместе лупили Казаченку — пусть не пристает к девушке…

— Ну что ж, я сам позвоню Иван Ивановичу о твоем поведении, думаю, он тебя не похвалит. А ты, — дежурный перевел взгляд на Чулкова, — посидишь у нас, пока за тобой не придут родители. Проведем с ними беседу, чтобы не распускали сыночка. Кто они у тебя?

— Отец — слесарь депо, а мать — колхозница.

— Ну вот, а пока посиди и подумай о своем примерном поведении. — Увидев, что Вадим продолжает стоять около барьера, дежурный округлил глаза: — В чем дело, Зеленков? Не желаешь быть свободным?

— Не могу я быть свободным, — сказал Вадим. — Вместе дрались — вместе отвечать должны. А отпустить хотите — отпустите обоих.

— Так-так, в благородство играете, — дежурный иронически прищурил глаза. — Ультиматумы ставите… Что ж, посидите, товарищ Зеленков вам спасибо не скажет.

Томительно тянулось время. Камера, в которую их поместили, не имела окон, лишь тусклая лампочка горела под потолком. Две скамейки вдоль стен — вот и вся мебель.

— А зря все-таки ты, Вадька, — начал было Денис.

— Заткнись! — хмуро оборвал Вадим. — Дали бы по паре хуков этому обормоту и смылись. А ты прямо взбесился… Мне врезал ни за что ни про что…

— Как… тебе?!

— Да я ж тебя оттянуть хотел, а ты — рраз! До сих пор челюсть ноет…

— Ты… это… — Денис поежился, будто его сквозняком прохватило. — Я же не видел…

— Вот и говорю: ослеп от бешенства. Нельзя же так.

У Вадима нашлось зеркальце. Осмотрели, как они выразились, «раны Игоревы». Продолговатое, худощавое лицо Дениса, обычно улыбчивое, сейчас было угрюмым, светло-зеленые глаза его утеряли выражение веселого удальства, в них стыла тоска. Под правым глазом наливался багровостью синяк. Хорошо еще, что нос крепкий, а то бы кровью умылся. На круглом скуластом лице Вадима видимых повреждений не было, но по тому, как он говорил сквозь зубы, стараясь не раскрывать рта, чувствовалось, челюстные связки у него побаливают.

— А Капитоша ничего не знает, — вздохнул Денис.

— Ну да, только его не хватало для полного комплекта, — вяло отозвался Вадим.

Разговаривать не хотелось. Сидели рядышком, привалившись к облупленной стенке.

«Как в школе, только парты не хватает», — с горькой иронией подумал Денис.

Да, шесть лет сидели они с Вадимом за одной партой. А впереди обычно занимал место Ленька Костров, по прозвищу Капитоша. Прозвище происходило от слова «капитан». Всему классу было известно, что после окончания десятилетки Ленька твердо решил поступить в мореходное училище и стать капитаном дальнего плавания. В зимние каникулы он приступил к постройке метровой модели учебного парусника «Товарищ» и теперь строительство приближалось к завершению.

Денис с Вадимом немного завидовали постоянству друга, его верности мечте. Их собственные увлечения менялись не то что каждый год, а каждый месяц. Во время ледового дрейфа папанинцев они решили стать полярниками, после перелета Чкалова — летчиками, после событий у озера Хасан — героическими командирами Красной Армии, вроде лейтенанта Мошляка, водрузившего красное знамя на сопке Заозерной…

Разница в темпераментах не мешала ребятам постоянно держаться троицей и на улице и в школе.

Дениса и Вадима, кроме того, связывало нечто большее, нежели тяга мальчишек к товариществу, связывала тайна, не придуманная, а «всамделишная», принадлежавшая не столько им, сколько их отцам. Собственно, если разобраться, то никакой тайны не было, а была таинственная захватывающая история, благодаря которой они, мальчишки, родившиеся на восьмом году Советской власти, как бы осязаемо почувствовали дыхание жарких ветров гражданской войны.

Денис учился во втором классе, когда к ним пришел новый учитель Иван Иванович Зеленков. Высокий мохнатобровый человек с двумя глубокими морщинами от скул до подбородка, просекавшими его щеки, он выглядел строгим и мрачноватым. Глаза у него были внимательные и как бы всевидящие — созоруешь у него за спиной, а он, не оборачиваясь, сделает тебе замечание. Да и охота ли тут озоровать, когда слушать его хотелось и день и ночь — так интересно вел он уроки. Приехал учитель из Самары вместе с семьей. В одном классе с Денисом стал учиться и сын Ивана Ивановича Вадим. Мать Вадима, как оказалось, недавно умерла, что и побудило учителя бросить насиженное место и переехать в безвестный поселок, районный центр Черноземья.