Василий Соколов - Крушение

— Выживет, — чуть не вслух сказал Костров.

Наступление советских армий было стремительным и неумолимым. Истосковавшиеся в обороне войска, будто выплеснутые из невидимого мешка, все шире и глубже раздирали немецкий фронт. Передовые части уже перевалили далеко за Дон, а где–то сзади по необозримым заснеженным полям междуречья еще двигались, потеряв управление и связь, растрепанные и обессилевшие колонны разбитых немецких частей. Не желая задерживаться и останавливаться, с ними в бой не вступали, и колонны шли и шли вперед, навстречу неминуемой гибели, желая только одного: как можно дольше оставаться незамеченными, раствориться в снежной равнине этой огромной страны.

Ломов догонял ушедшую вперед оперативную группу штаба. Вездеход его шел по какой–то пустынной дороге. На карте она не была обозначена. Но, зная удивительное чутье своего шофера, Ломов не беспокоился. Развернутая планшетка лежала у него на коленях. Вот здесь где–то рядом, километрах в трех справа, должны быть КП командиров дивизий. Ломов высматривал за окном условные вехи.

— До поворота далеко? — спросил он шофера.

Низко склонившись над баранкой, тот хрипло ответил:

— Десять минут ходу, товарищ генерал.

Минут через пять на дороге что–то зачернело.

— Что это? — спросил Ломов.

— Да это немецкий танк. Наши, видать, его тихонечко, нечаянно ушибли, вот и стоит ни богу свечка, ни черту кочерга.

Но. через некоторое время все поняли, что это не танк. Черное пятно на дороге двигалось. Сидевшие сзади автоматчики зашевелились. Ломов нервно надвинул на уши папаху. До поворота оставалось метров триста. Уже был виден большой сугроб с черным указателем.

Неожиданно все прояснилось: навстречу двигалась небольшая колонна автомашин, повозок… Кто такие, чья она, за метелью рассмотреть не удавалось. Машина поравнялась с первыми рядами идущих.

— Немцы! — крикнул Ломов.

И в ту же секунду по машине хлестнула автоматная очередь. Шофер резко крутнул баранку, и машина, припадая на правое колесо, метнулась за поворот.

Опомнившись после минутного страха, Ломов увидел прямо перед собой на ветровом стекле пулевое отверстие с расходящимися во все стороны острыми лучиками. Будто стекло запушил иней. Из отверстия била струйка морозного воздуха. Ломов почувствовал, что сзади происходит какая–то возня.

— Все живы? — спросил он, не оборачиваясь.

— Живы, только Петренко малость задело в плечо. А так ничего, все в порядке…

«А ведь целили именно в меня, — вдруг подумал Павел Сидорович. — Чуть–чуть не угадали. А то бы конец…»

И какая–то обида вдруг нахлынула на него. Он пожалел, что с ним не было обычно сопровождавшего его бронетранспортера. Он понял, что колонна едва двигалась от голода и усталости, и взвод охраны легко бы мог рассеять ее.

Через некоторое время дорота привела к развилке, на которой стоял регулировщик в огромном овчинном тулупе. Стрелки, воткнутые в сугробы, показывали, что именно здесь проходила магистраль передовых дивизий.

Справа по дороге показалась колонна машин. Ломов приказал шоферу остановиться. Колонна подошла к перекрестку. Передний «студебеккер», видя стоящую поперек дороги легковую машину, резко затормозил. Ломов открыл дверцу, ожидая, что начальник колонны подойдет к нему. Костров сразу понял, чья машина стоит на дороге, но выходить не спешил. «Плутает, дивизию, наверное, ищет…» И только когда открылась дверца ломовской машины, он понял, что его ждут.

— Вот что, капитан, — едва выслушав доклад Кострова, сказал Ломов. — В двадцати минутах отсюда мы напоролись на какую–то блуждающую фашистскую группу. Это же безобразие!.. Вот вам задача: уничтожьте эту сволочь, потом лично мне доложите. Меня разыщете в Черткове.

Генерал был возбужден и раздосадован, он не узнал, кто стоит перед ним. Не вспомнил генерал и о том давнем разговоре на опушке осеннего леса, когда вот этот самый капитан потребовал документы у прохожего старичка в драной шинели. А Костров? Костров, конечно, узнал его. И то, что трусливо спасавший свою жизнь генерал Ломов теперь снова в силе, нисколько не поразило его.

За эти годы Костров многое повидал и многое понял. Он видел, как в минуты душевной слабости и отчаяния крепкие с виду люди унижались до положения последних трусов. Но то были люди, никогда не представлявшие себе этого ада, что называется простым и коротким словом — война. А Ломов? Такой же человек, как все? Тогда зачем на плечах у него генеральские погоны? Костров давно слышал, что Ломов служит в штабе фронта. Но в последние месяцы подумать, вспомнить, сопоставить что–то не было ни времени, ни сил. И фамилия Ломова прозвучала для Кострова так же, как прозвучала бы фамилия другого человека.