Николай Краснов - Рус Марья [Повесть]

— Боюсь чтой-то, Стефановна. Прими к себе ночевать…

И на другую ночь остаться в своей хате не решилась. Обе ночи спала чутко, но ни стука, ни говора, ни шороха шагов не слышала. Днем, как и накануне, также не было ничего подозрительного; никто ее хатой не интересовался, лишь Новоселов, как договаривались, рано поутру вчера и сегодня медленно проехал на телеге.

К концу третьего дня поняла, что за ней слежки нет, осталась ночевать дома.

Часа в два ночи — резкий стук в окно. Прислушалась: может, свои. Но условного сигнала не последовало, да и не в то окно связной должен стучать. Кто-то бил в раму кулаком нетерпеливо и настойчиво. Затем прозвучала команда на чужом языке, сразу двое или трое начали ломиться в двери. Кричат: «Отворяй!», грохают прикладами.

Растерянно заметалась туда-сюда по хате, вывернула фитиль в лампе и разбудила девочку.

— Нина, меня сейчас заберут… Оденься побыстрей и встань за дверью. Когда буду открывать, тебя загорожу, а ты в это время выползай на улицу и беги домой!..

Дверь треснула под ударами кованого сапога, в глаза разведчицы ударил яркий свет, она невольно попятилась, однако, не забывая о девочке, притаившейся у ее ног, в удобный момент слегка подтолкнула ее, и та проскользнула незамеченной.

Два солдата, ввалившись в двери, угрожают автоматами, велят, чтоб подняла руки. У порога расступились, пропуская третьего. Входит капитан Крибуляк. Фуражка надвинута на глаза, губы сурово сжаты, в руке пистолет. Отрывисто отдает какие-то приказания автоматчикам. Солдаты, стукнув каблуками, уходят, он остается.

— Итак, ты арестована!

Дуло револьвера смотрит на разведчицу.

— Тебя будут пытать, и ты умрешь на медленном огне!

Боже, кому она доверилась, этому немецкому прихвостню.

— Эх ты!.. Фашистская тварь!..

Хочется как можно больнее оскорбить его, унизить. «Ты» — это вырвалось как-то само собой. Все свое презрение, всю ненависть вложила в слова. И так, наверное, красноречивы были ее глаза и жесты, что он отступил на два шага — боится, как бы она не сделала ему чего-нибудь плохого. А что она может ему сделать, кроме гневных слов у нее, к сожалению, ничего нет.

— А еще детьми своими клялся, что не предашь!..

В горле клокочут слезы бессилия.

— То е красна! — вдруг воскликнул Крибуляк, преобразившись. — Ты молодец!

Марье Ивановне странно видеть после всего, что только что произошло, добрую улыбку на лице капитана.

— Ей, дорогая моя болшевичка! — горячо зашептал. — Спасибо тебе, что ты так честно служишь своей родине! Смерть тебе смотрит в глаза, а ты такая отважная!.. Я тебя проверял, не предашь ли ты меня. Теперь я тебе верю! Что нужно твоим братьям-партизанам, я буду помогать!..

Не смогла сдержать слез, но это были уже не те, другие. Они и пролились, как могут литься лишь слезы радости, — мгновенно, крупным градом. Руки сжала на груди до боли, выдохнула счастливо:

— Ох, как вы перепугали!.. Думала, смерть мне…

— Продолжай меня звать на ты… Я твой друг!

— Хорошо!.. Зачем ты все это придумал?.. Как жестоко!.. Разве не видел, кто перед тобой?!

— Прошу простить меня, по-другому не мог!.. Я однажды уже попадался на удочку провокатора… Еле выпутался. Думаешь, обманываю?.. Тогда смотри! — Крибуляк стягивает с ноги сапог, развертывает портянку. — Смотри, дорогая, как поработали гестаповцы!..

Вся подошва его ноги в рубцах, ни одного целого пальца — следы страшных пыток каленым железом. Перенести такие страдания, бедный Андрей Иваныч! Как же это можно так, над живым-то человеком! Ах, нелюди, звери!.. И незачем капитану прощенья просить. Конечно, иначе он поступить не мог. Разве ясно было, кто она такая. Если уж сама раскусить его не могла, то ему-то каково!..

Многие догадки разведчицы подтвердились. Крибуляк — член Коммунистической партии Чехословакии. Война застала его в Моравии. Работая в оружейной мастерской, ой снабжал оружием чешских патриотов-подпольщиков. К нему в доверие втерся враг. Тогда-то и пытали его в гестапо. Ничего не добились, отступили. И снова он делал свое дело, порученное партией. И снова нависла над ним угроза. Тогда руководители подполья, спасая от неминуемого ареста, направили его в армию, к насильно мобилизованным словакам. Задание: словом правды разрушать мощь фашистской Германии, а если придется оказаться в бою, организовать массовый переход солдат на сторону Красной Армии. До сих пор его подразделению не довелось быть в бою. Словакам немцы не доверяют. И те томятся, не зная, каким образом можно помогать русским. Всего тягостней ему, Крибуляку. Фронт далеко, а надо как-то бороться. Выступить тут против немцев в открытую — поставить под удар не только себя, но и свою семью. Сидеть сложа руки — совесть загрызет. Один выход — связаться с партизанами. Да, он действительно искал надежных людей, поэтому и к Пальгулше прибился, а затем и к Самониной, прикинувшись ухажером. Доволен, что теперь хоть чем-то сможет помочь нашей победе над врагом, а тем самым и своей многострадальной родине.