Николай Краснов - Рус Марья [Повесть]

— Болшевик, болшевик, болшевик… — Всех перебрал и неожиданно, повернувшись на каблуках, перевел палец на Марью Ивановну: — Болшевичка!..

Брови суровые, а на губах хитроватая усмешка, — вот и пойми его.

— Вы шутите, Андрей Иваныч!.. Какая же из меня большевичка… Я темная, малограмотная…

Загадочно прищурился: мол, знаю, кто такая, не проведешь! Смотрит на нее, и лицо его светлеет, только что сказанное словно бы забыто.

— А ты красивая!.. Очи, чэло, власи — очень хорошо!

Большие серые глаза и высокий чистый лоб у нее действительно привлекательны. И волосы сейчас хорошо уложены; часа два, наверное, билась над прической: кудри расчетливо подобраны приколками, шея обнажена. И не только свою внешность продумала разведчица в ожидании Крибуляка. Перемерила все платья и кофточки, подбирая подходящую одежду, аккуратно прибрала в доме, как и полагается к приходу желанного гостя, припасла угощение и заранее прорепетировала всю встречу, примеряясь, а так ли ведут себя влюбленные.

Игриво приняла от него фуражку, расстегнула одну пуговицу шинели, приглашая раздеться, и, пока он управлялся у вешалки да прихорашивался у зеркала, сама, зайдя на кухню, наскоро переоделась в заранее облюбованное голубое платье. Спустя минуту вынесла к столу тарелки с едой, выставила из буфета бутылку красного вина. Он улыбнулся обрадованно и, как ей показалось, несколько самодовольно. И пусть думает, что его ждала, пусть! Озорно раскланялась, пододвигая стул.

— Прошу, пан, угощайтесь!

Когда он присел к столу, уставилась на него любопытным взглядом. Подумала: хорошо еще, что в лице гостя нет ничего отталкивающего, оно мужественно и даже красиво. Не нравится лишь однобокая, едва заметная усмешка у рта. Не задумал ли он чего плохого, не переигрывает ли она, не догадывается ли капитан о ее намерениях?

Прикинула, что ей может грозить, и пришла к выводу, что в случае, если будет приставать со своими ухаживаниями, отобьется — пристыдит как следует, человек, кажется, не без совести, в крайнем случае можно убежать к соседке.

Налила вина в рюмки. Чокнулись, он выпил, а она лишь пригубила (сколько ни приходилось бывать в компаниях, не лежит душа к хмельному, хоть убей). Да и нет ей никакого расчета быть пьяной.

Снова наполнила рюмки, снова лишь пригубила, а в голове уже зашумело. Нет, так дело не пойдет! Поставила бутылку перед гостем.

— Командуйте сами, а я вам что-нибудь сыграю!..

Давно уже не брала гитару в руки: веселиться-то не с чего, а так — только душу свою терзать…

Пристроилась на диване, перебирая струны и не сводя с гостя игривого взгляда. А ведь, кажется, добилась, чего хотела: она ему нравится. Теперь только бы удержать его при себе: чтобы и не. так близко, но и не так далеко. Проверить его: видит ли он в ней только привлекательную женщину или угадал в ней честного советского человека. А потом действовать! Такой человек для партизан — сущий клад: кому лучше знать железную дорогу, как ни ему, начальнику «баншуца»… Неужели она ошибается в нем и он не нуждается в связях с партизанами? А не с этой ли целью он прибился к Пальгул и Бурынченко, зная, что они жены начальников, а как увидел, что это за птицы, откололся от них. Сейчас же он попал по нужному адресу, не разочаруется!.. Боже, а что о ней теперь люди подумают!..

— Почему так грустно играешь?.. Повеселей, повеселей!..

Можно и повеселей. Привстав с дивана, лихо ударила по струнам, повела плечом и давай выбивать «цыганочку». Он вышел из-за стола, приплясывая и прищелкивая пальцами. Затем забрал у нее гитару.

— Давай потанцуем!

Смеясь и напевая, закружилась с ним в вальсе. Он хотел ее поцеловать, она ловко увернулась.

— Пан, так нельзя!..

Когда присели, обнял ее как бы невзначай.

— Пан, уберите руки!..

— Хорошо… Только не называй меня паном, называй по имени!..

Ишь ты, не нравится, что паном называют! Оказывается, и не особенно-то с ним опасно, неплохой, видать, человек.

Пришла Нина, и капитан, как будто застеснявшись девочки, собрался уходить. Бережно приняв протянутую Марьей Ивановной руку, замешкался в нерешительности, усмехнулся чему-то и сказал:

— У нас такой обычай: при расставании дамам руку целовать…

— Плохой обычай! — перебила его разведчица. — Целовать руку я никогда бы никому не разрешила. Только у помещиков руку целовали да у попов. Это мерзко, нехорошо! Наш обычай лучше. Мы прощаемся вот так! — И крепко пожала большую руку своего гостя, — Всего хорошего!..