Игорь Подколзин - Обвиняется в измене?..

Проверив оружие, Павел Романович еще раз вытер лицо «латкам — нервишки-то шалят, вон и ладошки стали влажные, стареешь, Павлик, — и, решившись, покинул деревянную будку.

Ноги показались чужими, непослушными, словно на каждой висит по пудовой гире, тянущей назад, не дающей сделать ни шагу, — оказывается, успел сродниться с белым светом, так привык жить и дышать, что даже и помирать тебе не хочется? Кто только придумал войны, разделение людей на государства и нации, хитрые и мудреные смертельные схватки разведок, ненависть и бесчеловечность фашизма? Почему все люди не могут жить как братья? Вечно что-то им мешает понять друг друга и относиться к остальным с должным уважением, признавая их право на мир и покои в собственном доме. Но раз нет мира и покоя, а враг уже пришел в твой дом, то деваться некуда. Иначе зачем же ты стал чекистом, Семенов? Помнишь, в девятнадцатом году тебе, тогда еще совсем юному в безусому рабочему пареньку, комиссар предложил пойти работать в ЧК. объяснив как нужны грамотные, преданные делу революции бойцы, готовые не щадя жизни защищать завоевания народа в борьбе с тайными врагами.

— Дело добровольное, Паша, — сказал комиссар, — можешь остаться в Красной Армии, никто не осудит. Если вдруг попадешься белым, простого красноармейца могут и пощадить, а чекисту — верная смерть. Молодой ты еще очень, подумай. Служба там не простая, многого от тебя потребует.

Долго Павел не раздумывал. Ему подарили, карабин, с которым он воевал, и направили в особый отдел: как оказалось, всего-навсего писарем. С оружием было тяжко, но комендант выдал ему офицерский наган-самовзвод и разрешил оставить карабин. Так и стал Семенов чекистом. Потом служил на границе, в Туркестане боролся с басмачеством, учился в погранучилище, приехал на Западную границу в разведотдел, овладел чужими языками…

Поглядев на солнце, Павел Романович подмигнул ему и, поправив кепку, вышел на улицу. Вроде никого?

«Так, — мысленно восстанавливая в памяти план города, прикинул он, — сейчас пойдем на торговую ило-щать, поглядим, кто увяжется следом, а потом надо двигать ногами к оврагам, в противоположную сторону от Таракановки. Помотаю их, но не до комендантского часа, а селя, паче чаяния, не удастся оторваться, придется расставаться с буффонадой и стрельбой. Не хотелось бы, конечно, однако ребята могут попасться настырные, опытные, не желающие понять моего искреннего стремления к одиночеству».

«Черный пиджак» поджидал у перекрестка. Равнодушно повернувшись спиной к приближающемуся Семенову, он делал вид, что с огромным интересом читает прилепленные на стене объявления комендатуры. Впереди из узкого переулочка выплыла пара — довольно молодая женщина с сумочкой на ремешке я средних лет мужчина в поношенной серой ¡шляпе. Еже двое?

Оглянувшись, Павел Романович заметил сзади молодого парня в потрескавшейся кожаной куртке, быстро отвернувшегося, когда он на него посмотрел. Значит, четверо? Боятся его потерять и берут в «коробочку»? Поглядим.

Свернув к торговой площади, Семенов побрел между рядами, приглядываясь к немудреным товарам и не забывая присматривать за своими опекунами. На рынок за ним последовал только парень в куртке — надо полагать, остальные заняли позиции на выходах с площади, выжидая, худа он направится?

Словно вспомнив о важном деле и недостатке времени, Павел Романович поспешно пересек площадь и почти побежал по улице. И тут же из подворотни вновь появилась парочка — серая шляпа и дама с сумочкой на ремешке. Плотно обложили!

Убавив шаг, Семенов опять оглянулся — позади стараясь держаться за спинами редких прохожих, меланхолично плелся «черный пиджак». Пария в куртке не видно, но можно быть уверенным — он поджидает впереди или страхует «черный пиджак» на тот случай, если объект наблюдения задумает повернуть назад. А что, если действительно попробовать? Повернуть, выйти на Мостовую, заглянуть к сапожнику… Нет, бредишь, Павлик, нечего тебе там делать. Дуй вперед, тяни их подальше от Тарахановки, веди к знакомым кварталам с проходными дворами. К оврагам нет смысла тащиться — они предпримут какие-то меры чтобы не дать забраться туда, а сразу перестрелять четверых вряд ли удастся, хоть один, но успеет обнажить ствол и вступить в перестрелку. Нельзя рисковать. Итак, пытаемся оторваться в центре?

Немцы вели его спокойно, особенно не мозолили глаза, не надоедали, но и не отпускали далеко. Все время меняясь местами, они пытались создать видимость, что Семенов их не интересует, но тот уже все давно понял и сделал необходимые выводы. Раскусить тактику немецких наружников не составляло особого труда — приказано не упустить, и они старались, увеличивая расстояние между собой и объектом слежки на малолюдных, улицах и вновь подтягиваясь ближе на более оживленных.