Виктор Андреев - То, ушедшее лето [Роман]

Немка давно ушла, а Даце все еще стояла как вкопанная и давилась слезами.

В туалет заглянула дежурная:

— Вас там ждут. В вестибюле.

Даце покорно вышла. Рихард взял ее под руку.

— Пойдемте.

Прежде чем добраться до спальни, они прошли чуть ли не десяток комнат. Но ни размеры квартиры, ни роскошная обстановка не поразили Даце. Даце сломалась…

Потом, сидя на огромной кровати и стаскивая чулки, она вдруг заговорила. Как на духу. Словно сама себе исповедовалась. Ей надо было освободиться. От страха, от Хуго, от слишком большого, сложного и непосильного для нее, ошеломляющего мира. Вот только зря она упомянула, что одно время Хуго водился с какими-то красными, что ли…

Заснула она мертвецким сном и уж, конечно, не слышала, как Рихард разговаривал по телефону. Тем более, что аппарат стоял за три комнаты от спальни.

Рихард разбудил ее около полудня. Дал чашку кофе.

Все выше натягивая на себя атласное одеяло, Даце с ужасом слушала, как он говорил о ее вчерашних признаниях. Потом подвел итог:

— Ты должна исчезнуть. Иначе — спустят с тебя семь шкур и — в лагерь. Вот билет. Поедешь к моим родственникам. В деревню. Я дам тебе письмо к ним. Там отсидишься. Но смотри — никаких фокусов! Со мной не шутят.

У нее тряслась голова, но она благодарно кивала.

Он не позволил ей зайти домой и сам проводил на вокзал. Дал денег. На прощание сказал:

— Жди. Я тоже скоро приеду туда.

Даце стояла у окна и смотрела, как проплывают дома рижских предместий. Ей еще предстояло жить…

Эрик взял у Димки ключ от дядькиной дачи, и они поехали на взморье. Почти всю дорогу молчали. Жанна думала: «Это ж надо!» Ничего особенного за этими словами не таилось. Просто Жанна должна была как-то реагировать на свой поступок. Хотя бы мысленно.

Сначала они пошли на пляж. Совершенно безлюдный. Купались. Но как-то недолго и лихорадочно. Быть может, оттого что ветер дул с юга, сгонял с поверхности теплый слой, и вода казалась почти ледяной.

Дачу искали долго. Петляли песчаными улицами. От зверского голода судорогой сводило желудок.

Наконец нашли. С оглядкой отперли дверь. Старой газетой осторожно стерли с кухонного стола бархатистый слой пыли. Съели все свои бутерброды. Посидели. Состояние было странное — как у человека, который не может заснуть оттого, что слишком долго не спал.

В комнатах пахло плесенью, простыни были сырые, одеяло тоже. Сквозь закрытые ставни едва просачивался свет, и Жанна, рукой нащупывая стул, складывала на него свои шмотки. Раздевалась так, как будто ныряла в омут. А забравшись под одеяло, твердила — вроде механической куклы — Эрик… Эрик… И с каким-то отчаянием гладила его по голому плечу.

У него были ласковые, пронизанные дрожью руки. Они прикасались к ней так осторожно, бережно, так целомудренно и чисто, что бесследно исчез всякий стыд и собственная обособленность.

Потом они провалились в бездну.

Когда она вернулась к жизни, их опять было двое. Но уже не прежних. Других. Эрик тяжело дышал. А Жанна стала как бы невесомой. Земное притяжение перестало действовать. Она коснулась губами его щеки, встала и на цыпочках пошла на кухню. Ей захотелось холодной колодезной воды.

Чудесно и просто она стала женщиной. А от ледяной воды ломило зубы — ощущение удивительное. Словно заново открываешь мир.

… Юлиуса призвали досрочно … Нет, наверное, я неправильно выразился. Просто он уехал в учебно-тренировочный лагерь, после которого … В общем, письмо Лизбет на этот раз настолько сбивчивое, что я положительно ничего не понимаю.

Приписка от Марихен: фатти, дорогой! Ульрих ушел в море, и, конечно, от него никаких вестей. Оказывается — я ужасно люблю его и не могу найти себе места от беспокойства. Уверена, что лучше всех понимаешь меня ты. Жаль, что ты не можешь, как прежде, поцеловать на ночь свою глупую Марихен…

…Был у З-х. Мне показалось, что Иозеф встретил меня как-то растерянно. Мари дома не оказалось, она ушла на вечернюю мессу. У меня была с собой бутылка вина, и мы, не зажигая света, долго сидели в сумерках, медленно потягивая мозельское. Говорили очень мало. От вина слегка зашумело в голове, и наша обоюдная нервозность сменилась глубокой грустью. Очень не хотелось уходить, и я с трудом заставил себя встать…

Майгу взяли в проходной, правда, без «товара». Подошли два типчика, сказали: давай-ка с нами!.. И отвезли в префектуру.