Виктор Андреев - То, ушедшее лето [Роман]

Отец Артура, мелкий чиновник налогового департамента, был человеком с «двойным дном». Для сослуживцев, знакомых и даже родственников — личность, привычная своей заурядностью, то есть ведущая себя так, как она и должна вести себя по представлениям окружающих, но наедине с собою, а с какого-то времени и при сыне, был он совсем иным — углубленным в себя, в тонкий анализ собственного «я» и общечеловеческой души, оперирующим такими философскими категориями, о которых большинство людей и не подозревает. Правда, как всякому самоучке, ему не хватало системы, метода, способности извлекать квадратный корень из открывшейся ему суммы знаний. Философия стала для него не выходом в бытие, а клеткой, в которой он метался от Шопенгауэра к Бюхнеру и от Жозефа де Местра к Льву Толстому. Во всем этом хаосе его спасала только одна соломинка — человек должен быть нравственно чист.

В такой же клетке оказался и Артур. Правда, после первой книги, которую он одолел, ему показалось, что в клетке находится человечество, а не он, вырвавшийся на необозримые просторы всесильной мысли.

Потом оказалось, что этим же увлекаются многие его сверстники, и в гимназии образовался философский кружок, руководить которым взялся учитель математики. Здесь Артур и сошелся с Эриком, хотя тот был на два года младше. Эрик же познакомил его с Робертом, который в гимназии не учился, но во многих вопросах был замечательным эрудитом. Ну, а потом… потом от высоких материй разговор у них все чаще стал переходить к той реальности, в которой они жили и которую, как оказалось, единодушно отвергали.

Спустя какое-то время Артур был принят в организацию. Он с удивлением узнал, что Анита — девочка, на которую он заглядывался на переменах, абсолютная — на его взгляд — красавица, ничем, как будто, не интересовавшаяся, кроме собственной особы, оказалась (вы только подумайте!) «подпольщицей». Вот уж определение, которое, будучи применено к ней, становилось прямо-таки абсурдным. Артур даже как-то спросил ее:

— Ты это сделала по убеждению?

Она удивленно вскинула на него глаза:

— По какому убеждению?

— О, господи, — сказал он, — но ведь что-то же тебя привело к этому! Ведь это же выбор всей жизни, ведь это же…

Анита резко дернула его за рукав:

— Перестань! Я не хочу, чтобы весь вечер ты говорил о всяких неинтересных вещах. Если уж тебе так хочется знать, я сделала это из-за мамы.

— Но… — запнулся Артур, — ведь твоя мать умерла…

— Вот именно. Поэтому никогда больше не заводи такого разговора.

Он так ничего и не понял, но впредь воздерживался от подобных вопросов.

Отношения их складывались для него мучительно, но Артур был готов на все, только бы иметь возможность встречаться с нею. И вот, он не уберег ее. Позволил впутать в махинацию, противную и его и ее убеждениям. Поддался хитроумной Димкиной аргументации, попался на софистских доводах, позволил замарать всю организацию и… И почему этого не понимает Эрик? Или понимает, но все-таки считает допустимым?

Артур остановился, посмотрел в сторону Димкиного дома, а потом быстро зашагал к трамвайной остановке.

Трамвай был набит битком, и Артур с трудом втиснулся на заднюю площадку. Его прижали к низкорослому, рыгавшему чесноком унтер-офицеру, от которого, к тому же, нестерпимо воняло карболкой. Большая черная кобура с армейским вальтером больно врезалась Артуру прямо в живот, но в такой тесноте он никак не мог отодвинуться или хотя бы изменить положение. Впрочем, скоро он перестал обращать внимание на это неудобство, потому что мысли его опять вернулись к разговору с Эриком и ко всему этому проклятому делу.

Теперь вся надежда была на Роберта. Роберт должен рассудить по справедливости. Такой уж это парень — всегда берет проблему в чистом виде, безо всяких побочных и привходящих обстоятельств. Либо — да, либо — нет, либо — хорошо, либо — плохо. Во всяком случае Артуру сейчас казалось, что это именно так. Правда, с Робертом он познакомился не так уж давно, да и встречались они всего раз пять или шесть, но Артуру позарез нужна моральная поддержка, потому что… А почему, собственно? Разве он не убежден в своей правоте? Разве он откажется от своей точки зрения, если Роберт не согласится с ним? Конечно же, не откажется, но ведь надо и других убедить — Эрика, например, — а когда убеждаешь других, то всегда хочется иметь союзника.

На следующей остановке в вагон втиснулось еще несколько человек, и Артура развернуло боком к унтер-офицеру. Теперь кобура больно упиралась в бедро. При некоторой ловкости можно совершенно незаметно расстегнуть эту чертову кобуру и осторожно, потихоньку… В общем, ченто-маченто, эксперименто — и вальтер меняет хозяина. В такой теснотище унтер ничего не заметит и не почувствует.