Адам Туз - Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики

Переиграв Шмитта по вопросу перевооружения, Шахт весной 1934 г. сознательно пошел на обострение на международном фронте. В широко освещавшейся речи перед Американской торговой палатой в Берлине он объявил, что, если только германский экспорт в скором времени не восстановится, он будет вынужден принять жесткие меры с целью сокращения закупок сырья и в США, и в Британской империи. В соответствии с этим заявлением Рейхсбанк в марте 1934 г. начал последовательно сокращать ежемесячные квоты иностранной валюты, выдававшейся немецким импортерам. А в апреле РМЭ согласилось на создание надзорных агентств ( Uberwachungsstellen ), призванных ограничивать импорт шерсти, хлопка и упаковочных материалов; тем самым Рейх получил административную инфраструктуру, необходимую для выборочного сокращения импорта. К лету были созданы аналогичные учреждения, в ведении которых находились кожа, меха и цветные металлы. Шахт, столкнувшись с проблемой платежного баланса и отказом от девальвации, вводил систему все более обширного бюрократического контроля над немецкой экономикой и немецким бизнесом [250] О сознательном характере этих мер см.: BAL R2501 6601, 396–438. .

Поскольку и система субсидий для экспортеров, и механизм ограничения экспорта требовали громоздкого бюрократического аппарата, девальвация не была снята с повестки дня [251] Об этом и дальнейшем см.: Ebi, Export , 93-116; Doring, Deutsche Aussenwirtschaftspolitik , 222-46. . Эта тема оставалась чем-то вроде табу. Однако в экономических периодических изданиях между строк можно было прочесть, что возможность девальвации широко обсуждалась. Это подтверждается и конфиденциальными внутренними сообщениями экономического департамента Рейхсбанка. Не следует забывать, что еще в мае 1932 г. Грегор Штрассер от имени Нацистской партии публично обещал отказаться от золотого стандарта. И хотя это обещание уже к осени 1932 г. было втихомолку удалено из предвыборного манифеста Нацистской партии, а Штрассер изгнан из нее, в рядах партии по-прежнему оставалось много людей, считавших девальвацию логичным дополнением к политике создания рабочих мест и национальной экономической независимости [252] См., например, линию, проводившуюся в Die Deutsche Volkswirtschaft , 4 (1933), 100. . К 1934 г. к ним присоединились экономисты либерального толка и практичные бизнесмены, глубоко встревоженные дрейфом в сторону бюрократизации и государственного контроля. Если раньше девальвация считалась «радикальным» шагом, то теперь она казалась единственным способом хотя бы отчасти сохранить нормальное ведение дел в той части германской экономики, которая зависела от внешней торговли. Как мы уже видели, в таких коммерческих городах, как Гамбург, безработица в 1934 г. оставалась мучительно высокой и без оживления внешней торговли особых перспектив на немедленное улучшение не просматривалось. Поэтому самым решительным сторонником девальвации являлся Ганзейский союз (Наша Bund) – организация северонемецких коммерческих кругов, – а наиболее открытым форумом для дискуссий на эту тему служил еженедельный гамбургский журнал Wirtschaftsdienst [253] Критическую реакцию Рейхсбанка на предложение Ганзейского союза во внешне торговых целях привязать рейхсмарку к фунту стерлингов см.: BAL R2501 6601, 188-94, 202-19, 242-52. Рейхсбанк был встревожен значительной оглаской, которую получил проект Союза. . Его передовицы следовали линии Шахта, отвергая девальвацию как вариант для немедленного исполнения. Однако в журнале помещались откровенно позитивные сообщения об опыте девальвации в других странах. А после весеннего совещания Ганзейского союза, состоявшегося в апреле 1934 г., журнал продвинулся еще на шаг дальше: «В свете все более активно ведущихся частных дискуссий по вопросам внешней торговли» журнал требовал, чтобы «вопрос девальвации» перестали «обходить застенчивым молчанием» [254] Wirtschaftsdienst , 7, 16.12.1934, 216; 8, 23.02.1934, 252-3; 17, 27.04.1934,563-4,559-63. .

Разговоры на тему девальвации, похоже, достигли пика в мае 1934 г., в ответ на двусмысленное замечание министра финансов Крозига, получившее широкую огласку и в Германии, и за ее пределами [255] The Economist, 12 May 1934, 1025. . Крозиг публично заявил то, что Шахт был вполне готов признать частным образом. Третий рейх отказывался от девальвации не из принципиальных соображений, а потому, что подобный шаг был непрактичным и слишком рискованным для такой страны, как Германия, имевшей колоссальную внешнюю задолженность и минимальные резервы иностранной валюты. Рынки ответили на это бешеной спекуляцией [256] Wirtschaftsdienst , 19, 11.05.1934, 641. Несколько недель спустя параллельные дебаты о девальвации начались и во Франции, где они были спровоцированы речью Пола Рейно в Палате депутатов, произнесенной 18 июня 1934 г.; см.: C.Mad-dison, «French Inter-war Monetary Policy» (EUI thesis, 1997), 99 _ 433/ . Между тем деловые круги летом 1934 г. начали свои собственные приготовления. Популярностью – особенно в текстильной отрасли, зависевшей от крупных запасов импортных шерсти и хлопка, – стали пользоваться контракты, предусматривавшие платежи в золотых марках. В Гамбурге ассоциация торговцев каучуком распространила среди своих членов типовой контракт с такими условиями платежей, которые бы оградили их от возможной девальвации. Для спекулянтов ставка на рейхсмарку превратилась в игру в одни ворота. В обществе царили такие настроения, что партийный журнал Die Deutsche Volkswirtschaft счел необходимым объявить подобные действия актом национального саботажа [257] Такой контракт предусматривал асимметричную защиту от колебаний курса рейхсмарки. В том случае, если бы она подверглась девальвации, покупатели должны были платить за каучук золотом по курсу 1 рейхсмарка = 1/12790 кг чистого золота: Die Deutsche Volkswirtschaft , 24 (1934), 739-40. .