Адам Туз - Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики

Наиболее гипертрофированной с точки зрения ее последствий была программа люфтваффе. Ее абсурдность заключалась не в запланированных цифрах годового производства самолетов, а в цели начать войну с воздушным флотом численностью в 21 тыс. самолетов. Во время Второй мировой войны максимальная численность люфтваффе едва превышала 5 тыс. самолетов (в декабре 1944 г.). Великобритания, направлявшая более значительную долю средств на ведение воздушной войны, в 1944 г., на последнем этапе бомбардировок, сумела собрать воздушный флот численностью чуть более 8300 самолетов. Фронтовая авиация Советского Союза достигла максимальной численности в апреле 1945 г., когда имела 17 тыс. самолетов, причем тяжелые бомбардировщики составляли лишь незначительную часть от этого числа. Даже в могущественных ВВС США в составе фронтовой авиации числилось не более 21 тыс. боевых самолетов [887] Цифра для США получится намного более высокой, если мы добавим к ней авиацию флота и корпуса морской пехоты. Всего у американцев на всех театрах военных действий к концу 1944 г. имелось более 90 тыс. боевых и небоевых самолетов. См.: J. Ellis, The World War II Databook (London, 1993), 231-43. . Для таких европейских стран среднего размера, как Великобритания и Германия, инфраструктурные издержки, связанные с содержанием воздушного флота в 21 тыс. самолетов, были просто неподъемными. Первая оценка общих затрат на четырехкратное увеличение численности люфтваффе дает цифру в 60 млрд рейхсмарок [888] E.L. Homz e, Arming the Luftwaffe (Lincoln, Nebr., 1976), 223. . Она была бы достигнута, если бы на одни лишь люфтваффе в 1938–1942 гг. было истрачено на 50 % больше, чем на весь вермахт в 1933-193^ гг. Еще более обескураживающими были требования в отношении топлива. Для того чтобы обеспечить боеготовность воздушного флота в 21 тыс. самолетов, люфтваффе должны были иметь на начало войны не менее 10,7 млн кубометров топлива. Накопить такие гигантские запасы топлива Германия могла, лишь приобретая в начале 1940-х гг. по 3 млн кубометров топлива в год, что вдвое превышало существовавший уровень глобального производства [889] Budrass, Flugzeugindustrie , 558— 63. . Техническое управление самих люфтваффе называло данные требования «сверхчеловеческими» («tibermenschlich») [890] БАМА RL32199, 314-8. . Аналогичные проблемы были сопряжены и с «Планом Z», выдвинутым флотом. При имевшемся времени, рабочей силе и стали германские верфи, вероятно, построили бы для Гитлера его линкоры. Действительно непреодолимым препятствием было их снабжение топливом. Согласно «Плану Z» потребности флота в мазуте к 1947–1948 гг. должны были вырасти с 1,4 млн тонн в год – цифры, предполагавшейся в 1936 г., – до 6 млн тонн, а потребности в дизельном топливе – с 400 тыс. тонн до 2 млн тонн. Даже по самым оптимистичным прогнозам отечественное производство к 1947–1948 гг. не могло дать более 2 млн тонн мазута и 1,34 млн тонн дизельного топлива. Поэтому германскому флоту пришлось бы рассчитывать на накопленные запасы, которые в 1939 г. составляли менее 1 млн тонн мазута и дизельного топлива, вместе взятых. Согласно расчетам, для того чтобы проводить неограниченные операции хотя бы в течение года, кригсмарине нужно было построить не менее 9,6 млн кубометров защищенных хранилищ для топлива [891] См.: Р. W. Zieb, Logistik Probleme der Kriegsmarine (Neckargemiind, 1961), 105-6; W. Meier-Dornberg, Die Olsversorgung der Kriegsmarine igg$ bis ig4$ (Freiburg, 1973), 19-31- .

В конечном счете грандиозные планы перевооружения, составленные в конце 1938 г., так и не получили шанса на то, чтобы продемонстрировать присущую им абсурдность. Все усилия по созданию согласованных рамок для дальнейшего процесса перевооружения через несколько недель были пресечены финансовыми последствиями Судетского кризиса. К концу года Рейх столкнулся как с нехваткой наличности, так и с резким сокращением валютных резервов, что препятствовало какому-либо серьезному продвижению по пути к поставленной Гитлером цели – утроить производство вооружений.

Как мы уже видели, финансовые рынки служили чувствительным показателем общего состояния германской экономики. В августе 1938 г., несмотря на отчаянную потребность в наличности, Министерство финансов было вынуждено обойтись без нового займа вследствие неопределенности, вызванной Судетским кризисом. Резкое ухудшение настроений на рынке сделало выпуск новых государственных облигаций небезопасным. В начале октября рынки, как и Рейхсбанк, были охвачены надеждой на то, что Германия вступает в эпоху мирного процветания. На волне оптимизма владельцы сбережений, страховые фонды и другие финансовые учреждения не только проглотили предложенные им государственные облигации на 1,5 млрд рейхсмарок, но и подписались на краткосрочный заем в 350 млн, объявленный нуждавшимся в деньгах Министерством финансов [892] BAL R525016549, 73. . Как выразился один эксперт, «После Мюнхена <���…> немцев охватила едва ли не безграничная готовность ссужать деньги государству» [893] На значение следующего эпизода первым указал Г. Джеймс в написанной им главе для книги L. Gall et al., The Deutsche Bank 1870–1995 (London, 1995), 289–91. . Но эти настроения оказались недолговечными. В конце ноября попытки Рейхсбанка получить четвертый заем в 1,5 млрд рейхсмарок окончились впечатляющим провалом. Почти треть новых облигаций так и не нашла покупателей [894] IMT, Nazi Conspiracy and Aggression, VII, EC369, 426. . Рынок забастовал. Это было критическое событие, потому что в результате у государства, пытавшегося как-то примирить друг с другом необходимость в государственных расходах и потребность в частных инвестициях, резко сократилось пространство для маневра. Если Рейх лишился возможности изыскивать средства путем надежных долгосрочных займов, то у него не было альтернативы, кроме более или менее открытой инфляции либо болезненного сокращения государственных расходов и дальнейшего повышения налогов. Этот выбор со всей очевидностью предстает в состоявшейся в ноябре 1938 г. ожесточенной перепалке между РМЭ и Рейхсбанком.