Геннадий Гончаренко - Годы испытаний. Книга 3. Разгром

— А Отто?

— Ну что ты, милый? Он еще так молод. Ему же только семнадцатый год. Его не возьмут. Я не верю, чтобы забрали даже тех, кто двумя годами старше его. По-моему, просто так поддерживают их стремление к военной службе. — Брунгильда обняла мужа. — Очень жаль, что Отто не знает о твоем приезде. Он так хотел с тобой повидаться и угрожал сбежать к тебе на фронт. Тянется за старшими и подражает им. О, если бы видел, какой гордостью блестят его глаза, когда он показывает мальчишкам врученный ему кортик с «Бис цум Тод грай».

Нельте принял ванну, надел домашний просторный халат и легкие мягкие туфли. Он вышел на веранду, почувствовав легкость во всем теле, будто сбросил тяжелый груз напряженной дороги.

За столом, сервированным на двоих, было все по-домашнему уютным и приятным. Ему даже не верилось, что всего неделю назад он ходил по обвалившимся окопам на сталинградской земле, где каждую секунду ему грозила смертельная опасность.

На столике для журналов он увидел красивую, яркую рекламу.

— Откуда это, Брунгильда?

— Позавчера у нас был доктор Зульцман.

— А, Зульцман. Ну, а как его юридическая карьера? Не иначе как метит в личные советники к генеральному прокурору?

— Нет, Ганс, Зульцман изменил юриспруденции. Он пошел на повышение и работает старшим инспектором в министерстве пропаганды Геббельса.

Нельте невольно улыбнулся:

— Я давно замечал за стариной писательские наклонности. Помнишь, когда мы с тобой познакомились, он частенько выступал в газетах. На первых порах старику не повезло. А потом он написал нашумевшую статью «Гитлер как оратор». Его похвалил тогда сам доктор Геббельс. По-моему, это Геббельс составил старику удачную протекцию. Добрые услуги власть имущим, Брунгильда, никогда не забываются. — Нельте взял в руки броскую и яркую рекламу. — Это что, очередное произведение Зульцмана?

— Нет, Ганс, это министерство пропаганды готовит большие торжества по случаю падения Сталинграда.

— Интересно.

Нельте прочел вслух:

— «Программа и план манифестации на Адольфгитлерплац. Торжества великой победы над большевистской Россией откроются. (Дальше стояла дата — сентябрь 1942 года). В манифестации примут участие, — читал он, — части вермахта, СС, полиции и особой службы специального назначения. На всех площадях должны быть подготовлены трибуны. В празднике будут участвовать все военные оркестры. Торжественный фейерверк и салюты (указывались площади и улицы). Бесплатные сеансы для немецких воинов-победителей, посещение театров, цирков, варьете (перечислялись названия и адреса). В этот день все радиостанции будут работать по особым программам. (Тексты прилагаются)». О, это грандиозно задумано, Брунгильда.

Нельте налил в бокал вина и чокнулся с женой:

— За нашу победу! За скорую победу, Брунгильда!

Дальше Нельте читал про себя:

«Издательства, типографии должны подготовить чрезвычайные выпуски газет о взятии Сталинграда, плакаты, афиши. Немцы! Вывесьте ваши флаги! Сталинград пал!»

Киностудиям предписывалось создать специальные выпуски кинохроник о торжествах немецкого народа по поводу великой победы в России.

Эта же программа намечала проведение широких торжеств на захваченных территориях Франции, Польши, Норвегии, Югославии, Греции, Чехословакии, Болгарии, Румынии и, конечно, в самой России.

— Вот это размах. Потрясающе, — сказал Нельте, снова наливая рюмки. — Понимаешь, Брунгильда, когда я прилетел в Берлин, то был ошеломлен. Меня, если хочешь знать, даже злила эта парадная шумиха. Подумай только! Неделя, как я из-под Сталинграда, где кипит страшное пекло войны. Там дни и ночи идут непрерывные бои.

После ванны, за семейным столом, рядом с женой, которую он так давно не видел, Нельте очень хотелось рассказать обо всем, что испытал он там, на фронте.

— Ты о чем задумался, Ганс? — спросила жена, увидев, что он перестал есть и смотрит куда-то неподвижным, задумчивым взглядом. — Ты устал, милый, тебе немедленно надо идти отдыхать.

«Нет, ей не надо обо всем рассказывать, — подумал он. — Зачем ее расстраивать? Она живет сейчас радостью моего возвращения и скорой победы».

Он погладил ее красивую руку с тонкими пальцами.

— Да, Брунгильда, не верится, что все плохое уже позади, и я дома, и ты рядом со мной.

Они вместе направились в спальню, но у ворот раздался мелодичный, как пастуший рожок, гудок автомобиля.

«Кто бы это мог быть?» Брунгильда прикрыла дверь и вернулась на террасу. По дорожке, обсаженной пышными декоративными кустами, шел коротконогий, небольшого роста, полноватый человек. Это был доктор Зульцман. Он держал в одной руке шляпу-котелок, другой вытирал лысую голову платком. Близорукий, он остановился у порога, приподнял очки в толстой роговой оправе и раскланялся.