Александр Письменный - Фарт

Валентина Денисовна не протестовала. Она сдерживала нетерпение. Ее радовало уже то, что Авдюхов видел Володю, что у Володи все благополучно. Теперь она не спешила услышать скомканный рассказ, предпочитая подождать, чтобы потом выслушать все с чувством, с толком, с расстановкой.

Поднимаясь вместе с Николаем Степановичем на крыльцо, довольная, счастливая, что скоро все узнает о Володе, она говорила Авдюхову:

— У нас все в порядке, все здоровы. Татьяна Андреевна у себя. Много работает, хорошеет, — она догадывалась, что́ больше всего интересует Николая Степановича.

Искать Татьяну Андреевну Авдюхову не пришлось. Едва он поднялся на кухонное крыльцо, как она вышла из дому.

— Как хорошо, что вы вернулись! — сказала она, пожимая его грубую, шершавую руку. — Я ведь понимала, вы собирались уехать совсем.

На этот раз он не стал отнекиваться.

— Да, — сказал он негромко. — Был такой соблазн. Даже вел переговоры в управлении, чтобы перевестись куда-нибудь на «ща». Не выдержал характера, вернулся.

— Вот и отлично! Здесь у нас все-таки как дом родной, — сказала она и вдруг со смешанным чувством страха и волнения подумала о Бетарове, о том, что такой есть у нее.

И оттого, что он есть, ощущение, что здесь «дом родной», стало острее и больше.

А Бетаров снова долго не появлялся на станции. Татьяна Андреевна беспокоилась: почему он не приезжает? Она понимала, что Нестор, возможно, занят подготовкой к ремонту дороги и не может вырваться ни на час. Но почему-то раньше он находил время. Если бы не то, что Сорочкин ежедневно записывал краткие данные о погоде и сам передавал их по телефону в рудоуправление, можно было бы подумать: на гидрометеорологической станции забыли о неугомонном Несторе Бетарове.

На шум голосов вышли Гвоздырьков, Сорочкин, Меликидзе. Спустилась отдыхавшая после ночного дежурства Грушецкая, и вскоре все сотрудники станции собрались в кают-компании.

— Ну, рассказывайте, рассказывайте, — сказал Гвоздырьков, усаживаясь за стол.

Авдюхов рассказал о том, как он убеждал Володю, что ничего худого не произошло: его не приняли в театральный институт, нужно подавать в технический вуз или техникум; кончить его, а там будет видно. Есть очень почетный путь к театральному искусству — через самодеятельность. Он убедил Володю, что нужно менять житейский курс, в течение двух недель натаскивал его по физике и математике, и сын Гвоздырьковой поступил в техникум связи, отлично выдержав экзамен. Будет радистом — великолепная специальность.

С волнением и благодарностью Валентина Денисовна слушала Авдюхова. Никогда до этой поры Авдюхов не видел Володю. Много ли он мог сделать по сравнению с Вараксиным? Ни связей, ни знакомства. И подумать только, как этот замкнутый, угрюмый человек сумел подействовать на Володю, сумел не только успокоить его, но и помочь ему! А у самого, разве у самого мало горя?

— Признаться, к вашему Володе отношение у меня было несколько противоречивое. С одной стороны, мне нравилось его упорство и одержимость, с другой — он казался мне человеком легкомысленным, — говорил Авдюхов. — Вы, Валентина Денисовна, может быть, сами того не желая, способствовали такому отношению.

— Почему? — насторожилась Гвоздырькова.

— А очень просто. Уж очень вы болезненно воспринимали все касающееся Володи. В общем, приехал я в Москву, прихожу к нему — что за чертовщина? Комнатка маленькая, а почти пустая — детский столик, крошечные детские креслица, взрослый едва в них втиснется. Настольная лампа стоит на полу. На окне и на дверях — крюки: вешать гамак. Застал его за английским учебником. Сидит в детском креслице и зубрит английский язык. Для чего? А в какой-то пьесе выбрал он себе роль, и там персонаж говорит английскую фразу. Одну-единственную! Так для того, чтобы произнести ее со смыслом, он решил в полгода изучить основы языка. Серьезный подход, по Станиславскому. А для чего детская мебель и лампа на полу? Говорит, «для юмора». Одно мне, признаться, не понравилось: хорошее простое имя Володя он переменил на Германа.

— Как переменил? — закричала Гвоздырькова в ужасе.

— Сценический псевдоним. Очевидно, романтичнее. Но это юношеская дурь, вроде кори. Сейчас он уже опять Володя. В общем, слово за слово, распили мы с ним бутылку вина, остался я у него ночевать на раскладушке, а там и жить. Все две недели жил у него. Невестка ваша уехала к матери, чтобы не мешать. Ну и вот, результаты вам известны. Отличный парень. Строгий, одержимый. Немного сумасшедший, впрочем, как и его мамаша.