Михаил Журавлев - Одержимые войной. Доля

Актовый зал городского «Общественного фонда ветеранов, инвалидов и семей погибших в Республике Афганистан» был переполнен. Молодые люди в десантной форме, при медалях и орденах, сидели, стояли в проходах и у стены, толпились у входа. Действо на сцене мало походило на набившие оскомину официальные мероприятия по случаю государственных и партийных дат, хотя внешние признаки оных и наблюдались. Всё пространство занимал длинный крытый красной скатертью стол, за которым восседали, глядя в лица собравшимся, восемь мужчин и одна женщина. К деревянной трибуне с микрофоном поочередно выходили докладчики. Отличие их было в том, что именно они говорили. Ещё не вкусившая вполне «демократических свобод» и многопартийной пестроты собраний, публика с воодушевлением встречала каждого выходящего к трибуне. Большинству переполнивших зал «афганцев» эти люди были знакомы. Сегодня, в День воздушно-десантных войск председатель фонда Дима Локтев созвал представителей городских и областных объединений ветеранов Афганистана, коих, как оказалось, зарегистрировано уже больше дюжины, и предложил всем объединиться в одну мощную организацию под его началом для решения жизненно важных задач. Необходимо строить жильё для ветеранов! Будет создан жилищно-строительный кооператив, что осуществит проектирование и строительство первого в городе «молодежного жилищного комплекса» – МЖК. Необходимо решать проблемы с лекарственным обеспечением и протезами для инвалидов! Под крылом обкома КПСС создаётся специальная рабочая группа с участием представителей «афганского движения», призванная скоординировать эту важную работу, привлекая средства из бюджета и частные пожертвования. Необходимо обеспечить стопроцентную занятость «афганцев», наладить их обучение и переквалификацию! Такая задача под силу только объединённой мощной структуре, к голосу которой прислушаются и в партийных, и в государственных органах.

Локтев говорил короткими, рубленными фразами. Каждая намертво ложилась в сознание. Не бравировал, не красовался, не врал. То, о чём он возвещал, было понятно и близко каждому в зале. И потому его слова то и дело тонули в аплодисментах. Среди тех, кто его знал поближе, он всегда был авторитетом. Волевой, энергичный, надежный товарищ, Дима Локтев всегда умел добиться того, к чему стремился. Тех же, кто его знал меньше, заводила сама его речь. Говорить он умел – ярко, безапелляционно, с энергичной жестикуляцией, что придавало словам убедительности, делая живее, доходчивее. Когда Дима сошел с трибуны, было ясно: за ним – уже большинство голосов присутствующих. Однако после выступало ещё несколько человек, в том числе секретарь обкома Борис Васильевич Можаев. Человек, о ком говорили вполголоса и считали едва ли не самым влиятельным партийным функционером в городе, не просто удостоил собрание честью своего присутствия, а ещё и взял слово! Можаева слушали, затаив дыхание. Кто знает, может, кто-то из вчерашних дебоширов «афганцев» уже допущен к реальной власти? Борис Васильевич был краток. Он не вышел за рамки, предписанные положением, не сказал ничего, что послужило бы поводом для сплетен и интриг. Но в конце выступления обронил фразу: «Партия с надеждой смотрит на набирающее силу ветеранское движение в среде наших молодых сограждан и видит в нём одну из своих опор, а также, вкупе с комсомолом, свой растущий партийный резерв». Фраза была замечена и принята аплодисментами.

Завершала официальную часть объединительной конференции (а именно так было заранее объявлено мероприятие) руководительница движения матерей погибших в Республике Афганистан Зинаида Коварская. После её полной ярких эпитетов эмоциональной речи, то и дело срывавшейся на вскрики, не то всхлипы, ни у кого в зале не оставалось сомнений в том, что цель конференции будет достигнута. И в самом деле, состоявшееся сразу после выступлений голосование представителей всех доселе разрозненных клубов, групп и движений по основному вопросу повестки дня показало почти полное единодушие. С этого дня Дмитрий Павлович Локтев становился в родном городе самым авторитетным лидером молодёжных движений, поскольку отныне под его начало собрались все «афганские» организации, влившиеся в возглавляемый им фонд.

Пока Локтев принимал в фойе поздравления от выходящих из актового зала делегатов, группа молодых людей, специально отряженная для этой цели, готовила банкетный зал находящегося в соседнем здании ресторана для шумного празднования Дня десантника и успешного объединения всех «афганцев». На банкет были приглашены лидеры ветеранских объединений города и области, руководители первых в городе кооперативов, сплотивших «афганцев» под знаменами вызревающего капитализма в России, и несколько приближенных Локтева. Сказать о них «друзья» было бы преувеличением. Никто с уверенностью не назвал бы себя его другом. Слишком велика дистанция, обозначенная самим Локтевым между собой и остальными. Вероятнее всего, это выходило у него невольно, в силу особенностей характера. Ещё в армии, успешно пройдя путь от рядового до старшего сержанта, Дима обнаружил редкое для молодого человека качество находиться со всеми на расстоянии вытянутой руки, никого не подпуская ближе. Быть может, таким образом, проявились последствия его сиротского детства, проведённого частью в доме-интернате, частью на попечении полуслепой бабушки, столь слабой и немощной, что ещё неизвестно, кто у кого был на попечении. Выросший одиночкой, рано усвоив, что в этом мире действует закон силы, подчиняющий волю слабейших воле сильнейших, Дима Локтев рано выработал в себе привычку тщательно скрывать от других то, что он думает и чувствует, оберегая внутреннее пространство от посягательств извне. Годам к пятнадцати он осознал свои честолюбивые амбиции, диктовавшие ту манеру поведения, которая наиболее эффективно приблизила бы его к возможности зависеть от наименьшего количества людей, ставя под свою зависимость наибольшее. В шестнадцать лет он был комсоргом класса и круглым отличником. Не обладая ярко выраженными способностями к наукам, он усердно зубрил то, чего не понимал, и исправно выполнял все домашние задания, нередко отказывая себе в обычных для подростка удовольствиях ради успешной учёбы. К выпускному классу он уже секретарём комитета ВЛКСМ своей школы и делегатом городской комсомольской конференции. Получив отличный аттестат, он мог рассчитывать на любой престижный ВУЗ. Но пошёл в бюро по трудоустройству и, выложив свою красную корочку отличника, попросился на какую-нибудь трудную работу. На него выкатили круглые глаза и дали направление в лабораторию какого-то НИИ, где в течение месяца он в белом халате и мягких тапочках мыл пробирки и поливал цветы. Получив первую зарплату в бухгалтерии, немедленно взял расчёт, вернулся с ним в бюро по трудоустройству и со словами «эта синекура мне неинтересна» потребовал места в «самой трудной дыре в городе». Поглазеть на уникума сбежались всё бюро. Уговоры на 17-летнего юношу не действовали. Он вышел с новым направлением, и уже на следующий день оказался в промасленной робе автослесаря в автоколонне № 8. Так комсомольский активист с красным дипломом отличника, кого с распростёртыми объятиями встретили бы на пороге самых лучших ВУЗов, оказался в «дыре», славящейся на весь город тяжелыми условиями труда и жёстким характером руководителя. Годы спустя эта история будет передаваться из уст в уста как легенда, и мало кто будет до конца верить в её полную правдивость.