Михаил Журавлев - Одержимые войной. Доля

– Явился, гулёна-иванна! – недовольно произнесла она сонным голосом и сообщила:

– Тебя уже с пожарниками ищут.

– Кто? – почему-то испугался Гриша.

– Твой Глизер телефоны все оборвал. Какой-то мужчина звонил два раза, не представляясь. Игорёк заходил, спрашивал. Ещё Верка была, посидела, мы поболтали, всё надеялась тебя дождаться, да так и ушла.

– А что ей-то надо было, не сказала?

– Как не сказать! Сказала. На свадьбу приглашает. А ты, братец, вовремя придти не мог, чтоб новость от неё самому услышать. Эх ты!

– А что Глизер?

– Я там записала. Возьми записку-то, под зеркалом в прихожей. А я спать пойду. Мне рано вставать.

– Мне тоже, – зачем-то буркнул Григорий и немедленно получил в ответ вполне естественное из уст матери:

– Знаю я твои дела. Ладно. Не рассиживайся слишком, сова.

Наутро Григорий оказался во власти новой срочной работы, подсунутой Мариком. Сначала – спозаранку ехать собирать подписи под целой кипой бумаг, потом отвозить её на ознакомление к чиновнику из управления, с которым «работала» его фирма. К обеду лететь в офис, чтоб успеть распечатать нужные бумаги, снять копии с загранпаспортов и приглашений, подготовить фотографии и прочее. Покончив с этим лишь к восьми вечера, Гриша ещё должен был отзвониться Марику с докладом, что всё в порядке, думая, что уж это-то на сегодня конец, а оказалось, что нет, не всё. Выслушав своего «документатора», как он его прозвал, Глизер потребовал немедленной встречи. Отказываться не было возможности. Делать нечего. Гриша поплёлся на встречу, где его ждал очередной сюрприз. Глизер сообщил, что пакет документов придётся переделать, в составе группы изменились две фамилии. Это означало: вся работа дня насмарку. Берг «завёлся». Хоть и не впервой приходилось по второму и по третьему разу оформлять иной пакет документов, но никогда не было такой срочности. Нынче Глизер требовал провести группу через МИД за две недели, что по всем нормативам едва не превышало установленные сроки. Правда и деньги за такую нервотрёпку платились вдвое. Но сейчас Грише было не до денег. Выслушав тирады Григория, Глизер нейтральным голосом заметил, что, если Гришу что-то не устраивает, в городе есть фирмы, что с удовольствием возьмутся за такую работу и за меньшие деньги. Это было что-то новенькое в истории их партнёрства. И тут, вместо того, чтобы немедля воспользоваться ниспосланной ему «соломинкой», и на этом покончить с делом, прекратить которое обещал Татьяне, Шмулевич зачем-то «проглотил пилюлю», лишь скрипнув зубами, и поехал домой готовить на завтра вчерне весь пакет наново. В очередной раз сработало странное качество его натуры, из-за которого огромная часть захватывающих его событий совершается не им самим, а при его пассивном участии. Дома ждала очередная новость. Борька заболел. Пришёл из садика красный, с температурой. Вызвали врача. Тот, осмотрев мальчугана, сделал неутешительный вывод – краснуха. И Гриша, едва появившись дома, тотчас полетел из дому. Сначала в аптеку, потом в круглосуточный магазин, ибо, как оказалось, взбудораженные внезапной болезнью малыша, женщины напрочь забыли купить что-нибудь поесть мужчине. Усталый и недовольный, он наспех поужинал и, бросив домашним, что очень занят и полночи будет работать в кабинете, где и останется до утра, заперся, даже не войдя к сыну.

На другой день снова суета, беготня по инстанциям. Но документы успел «просунуть». Прямо перед самым закрытием отдела. Послезавтра ему обещали выдать разрешения, с которыми нужно будет стремглав лететь сначала в консульский отдел МИД, затем в консульство – за получением визы в паспорта. Значит, передышка у него будет только завтра, один день. Вот завтра он и переговорит с женой и на всём, наконец, поставит точку. Ибо так больше жить нельзя.

Однако назавтра опять ничего не получилось. Едва улучив момент, когда Настя одна, без Борьки, уснувшего после укола, и без свекрови, ушедшей на почту, он подошёл к жене, она виновато улыбнулась:

– Прости. Я так замоталась. Совсем на тебя внимания не обращаю, – чем сразила его наповал. Слова прилипли к горлу, и оторвать их оттуда не мог ни язык, ни мысли. А следующая реплика жены вызвала слепое раздражение, почуяв которое, оставалось молча развернуться и уйти:

– А знаешь, у твоей Верки неплохой вкус. Видела её жениха.

– А знаешь, – передразнивая, процедил сквозь зубы Григорий, – у твоего мужа жена полная дура!

Он развернулся и, хлопнув дверью, скрылся в своём кабинете, откуда уже не выходил до самого ужина.