Михаил Журавлев - Одержимые войной. Доля

Андрей поправился, но его поведение, вопреки ожиданиям профессора, возвратилось к прежнему без изменений. Беллерман раздосадовал, пробовал подтолкнуть выздоравливающего к срыву, устроил с ним серию провокационных разговоров, приплюсовав к одному из них как бы вскользь обронённую информацию о судьбе Андрея Мефодьевича Долина, убитого Калашниковым. Сказано было тонко, без упоминания фамилии убийцы, со ссылкой на попавшуюся якобы на глаза Владиславу Яновичу газетную публикацию некого московского историка. Никто бы не заподозрил провокации. Информация засела глубоко, всплыв в памяти ровно через двое суток после того разговора врача и пациента. Но и тут не сработало! Долин даже не попытался сопоставить фамилии убийцы своего прадеда и своей невесты. Беллерману оставалось просто идти к Долиным на свадьбу.

В судьбе семьи Калашниковых был ещё один зигзаг, относящийся уже ко временам нынешним. Родной брат Ивана Ивановича, который с ранней юности был «бельмом на глазу» в своей семье. Их отец Иван Кузьмич всегда был против того, что Николай избрал себе «вольную профессию». Художник, без постоянного дохода, вдобавок к этому, вечно скитающийся по стране в поисках каких-то древностей, в которых его отец не видел особого смысла, вызывал постоянную неприязнь. Когда же «богемная жизнь» привела его на скамью подсудимых и на суде вскрылись многие мерзкие подробности, Иван Кузьмич строго-настрого запретил всем родным общаться с ним и даже упоминать его. Имя Николая Калашникова было вычеркнуто из семейных анналов. Отец до самой своей смерти не простил и не принял сына Николая. Табу, наложенное главой семейства на всякое упоминание о нём, оказалось столь прочным, что спустя годы после его смерти Иван Иванович не решился восстановить связь с братом, кого к тому времени не видел и не слышал более десяти лет. Для подрастающей дочери, смутно помнившей дядю Колю, родители выдумали историю про якобы существовавшую скандальную связь Николая с домработницей, вынужденной покинуть дом Калашниковых. О том, что когда-то в дедовом доме была домработница, Маша знала из семейных рассказов и воспринимала примерно так же, как воспринимаются мифы Древней Греции. Хотя её склонный к построению исторических параллелей ум был впечатлительным к мифологии, это семейное предание не слишком затронуло её. Отец постарался преподнести его так, будто речь идёт о чём-то третьестепенном. Маша росла в уверенности: дядя пропал без вести.

Андрей, уже успев привыкнуть к выходкам своей памяти, не беспокоил Владислава Яновича обращениями по её поводу. Он чётко усвоил формулу, преподанную ему Беллерманом в самой первой их беседе: нужно либо найти в памяти, что искал, либо избавиться от того, что там мешает. И, следуя этой простой формуле, определился, что, на самом-то деле, ему ничего не мешает и он не желает ничего лишнего искать. Его всё, в принципе, устраивает! А раз так, то к чему теребить доктора? Пускай выдалась в очередной раз бессонная ночь! Пускай на сердце то и дело накатывает неясная тревога! В конце концов, это жизнь… Вот сейчас двое самых близких людей сидят на кухне и, отгоняя прочь эту самую тревогу, с удовольствием копошатся в своём прошлом. Наверное, потому, что это самое главное богатство всякого живущего на этой земле. Иногда надо перетряхнуть эти сундуки, извлечь на свет то одно, то другое сокровище, полюбоваться им, чтоб затем обратно спрятать, надышавшись его ароматами.

– Пошли всё-таки спать, Андрей, – устало проговорила Маша после длительного молчания вдвоём. Долин улыбнулся:

– Хорошо. Только ещё одну вещь скажу. Раз у нас выходит сегодня такой разговор, грех не воспользоваться; другого случая не будет. Ты ведь никогда не спрашивала меня о моих девчонках до тебя, но не может быть, чтобы тебе не хотелось что-нибудь об этом знать.

– А ты уверен, что мне надо это знать?

– Странно ты сказала, – проговорил Долин, – даже очень странно. Разве знать о муже всё – не естественное желание любой женщины?

– А ты именно так думаешь о женщинах?

– Опять странно! Как будто я вообще о вас ничего понять не в состоянии. Мужчины, Машута, не такие уж безнадёжно глупые существа, смею тебя уверить. Но раз ты так говоришь, значит, наверное, думаешь, что мне есть, что утаивать от тебя такое…

– Знаешь, мне уже всё равно, есть ли такое, нет ли его у тебя от меня. В конце концов, нам уже не стоит играть в сумасшедших влюбленных, что ссорятся из-за такой ерунды, как ревность.