Константин Кудиевский - Горькие туманы Атлантики

Услышал смех и замедлил шаги. За обломками скалы, на уютной каменистой полянке, недавно прибывшие девчонки-связистки изучали полевой телефон. Черные суконные юбки на них были уже тщательно подогнаны по длине, светло-синие голландки стянуты в талиях, а беретики со звездочками девушки носили не по-матросски, к правой брови, а как-то неуловимо каждая на свой лад, идущий только к ее лицу. И все же тельняшки в вырезах голландок, ботинки, грубоватые казенные чулки не позволяли их одежде вырваться из стандартного однообразия военной формы. Эта форма красила даже весьма неприметных мужчин, девушек же, наоборот, огрубляла, обезличивала, скрадывала их врожденную нежность и женственность. И командующему стало жаль юных связисток. Им бы бродить до рассвета с парнями, слушать робкие слова признаний, замирать от предчувствия счастья! Но они предпочли добровольно взвалить на свои плечики мужские, солдатские заботы — защищать Родину от врага. Их можно ныне встретить не только при штабе, но и в береговых частях, в медсанбатах, на аэродромах, в морских бригадах — на переднем крае. Знал адмирал, что порою девушек засылали и во вражеский тыл… Нет, не благодарности были достойны они, а преклонения. Глубокого уважения, верности и преданности мужской, бережливого, братского отношения. «Нужно предупредить командиров частей, чтобы девушек оградили от зубоскальства, от грубости, от навязчивых ухажеров. Дабы у этих девушек к тяготам воинским не прибавилось бы житейских».

Между связистками гоголем похаживал моложавый мичман. Он, должно быть, давно позабыл о занятиях и, млея от внимания и успеха, пересказывал старые, «бородатые», морские побасенки.

— Туманы в наших краях случаются, девоньки, прямо-таки непролазные: как мыло! Ни продохнуть, ни разжевать, ни выплюнуть. Помню, стояли мы однась в отдаленной бухте, в гнилом углу. Ну, туману и натянуло с сопок. А день в аккурат был субботний, банный. Постирались мы, как водится. Послали одного салагу на палубу шкерты растянуть — для просушки бельишка, значит. Так он, салага-то, возьми да и забей гвозди в этот самый туман… Развесили мы барахлишко, а тут приказ: срочно сниматься с якоря. Дали ход — батюшки! Корабль уходит из бухты, а бельишко там остается: висит в тумане. Боевой приказ, конечно, превыше всего. Когда через сутки вернулись в бухту, день стоял ясный — ни тумана, ни барахлишка.

— Так и пропало бельишко? — хихикнула одна из связисток.

— Ага. Его, оказывается, ветер вместе с туманом погнал аж к Шпицбергену. Так что в наших тельняшках теперича белые медведи гуляют. И на флот в комендоры просятся.

Девушки смеялись, довольные, видимо, не столько услышанным анекдотом, сколько нечаянной передышкой. А мичман вошел в раж, не унимался:

— А то таким же манером кок забил гвоздик и чумичку повесил. Так на том корабле экипаж до сих пор голодает — нечем борщ разливать. А морякам при плавании в тумане прибавилось забот и опасностей. Особливо вперед смотрящим сигнальщикам.

— Это каких же опасностей, товарищ мичман?

— А чтобы чумичкой, забытой коком, в тумане по лбу не стукнуло! — только и ждал подобного вопроса мичман.

Командующий не стал себя выказывать, хоть и видел явный непорядок. Больше того, он сам улыбнулся, словно травля мичмана вернула его на какое-то время в привычную корабельную обстановку. Сколько подобных побасенок слышал он, адмирал, за годы службы! Без них не обходились ни одна кают-компания, ни один матросский кубрик. Каждому новичку, пришедшему на флот, наперебой старались поведать, как мичман связисткам, и о вахтенном штурмане, который в Ленинграде, входя в Неву, принял за сигнальные фонари цветные огни трамвая на Васильевском острове; и о молодом политработнике, что пытался — конечно же, по совету корабельного остряка — прибить гвоздиками к артиллерийской башне, это к броняшке-то, объявление о комсомольском собрании; и уж, безусловно, добрую сотню вариаций все о том же тумане. Правда, на кораблях порой приходилось ограждать новичков от чрезмерно рискованных шуток и розыгрышей. Но мичман, видать по всему, болтает с девушками по-доброму, не обидит их. А веселое слово во время войны — ценно вдвойне.

Из Ленинграда, слышал он, большинство учреждений эвакуировали, а вот театр оперетты оставили. Чтобы суровые будни бойцов хоть немного скрасить и острым словом, и бодрой песней, и презрительной насмешкой над гитлеровцами. «Надо будет поговорить с работниками политуправления: хорошо бы создать концертные бригады и здесь, на Севере. На флоте служат сейчас и писатели, и композиторы, и артисты — вот пусть и занимаются своим делом, воевать помогают искусством. А непосредственно драться с противником и без них найдется кому».