Евгений Коковин - Осколок

«Ребята и девчата из вашего цеха, — сообщал Яков Петрович, — написали тебе общее письмо, коллективное.

Должен тебе сказать, что я уже снова не инвалид-пенсионер, а бригадир кузнечного цеха. Время такое, думаю — работать нужно. Пошел прямо к директору, говорю: так и так, могу еще держать клещи, да что клещи — смогу и кувалдой ударить не хуже молодого. Так что забудь, говорю, Иван Алексеевич, что Якову Петровичу Нечаеву шестьдесят один год, и считай его кадровым рабочим кузнечного цеха. Так все и было.

Мать только глаза удивленные сделала, когда я утром на смену собрался. Ну, ничего не сказала. А вот когда на другой день я в народное ополчение записался, она руками всплеснула.

— Ка-кой, — бормочет, — из тебя вояка.

— Какой, — отвечаю, — вояка, это еще посмотрим. Правда, глазами я слабоват, но уж если придется, то мушку в прорезь посажу и с мушки гада не спущу. Забудь и ты, Анна Ивановна, на время о моих шестидесяти годах».

Яков Петрович говорил жене и писал сыну истинную правду. За последние двадцать лет сегодня он первый раз стрелял из винтовки. Лежа на огневом рубеже, он целился долго и сосредоточенно. Все ополченцы знали, что Яков Петрович раньше воевал с немцами и участвовал в Гражданской войне. Сейчас ему непременно хотелось вогнать пули мишенному фашисту между глаз. Тут ему показалось, что он плохо закоптил мушку. Яков Петрович хотел уже встать, но отдумал. Туговато был затянут и поясной ремень — он мешал глубоко вздохнуть, чтобы на время выстрела затаить дыхание. И, как назло, стекла у очков запотели.

Яков Петрович смахнул очки. Наконец он прицелил еще раз и, как его учили раньше, плавно нажал на спусковой крючок.

— Вот так и молодежь должна стрелять, — сказал командир, обводя карандашом пробоины от пуль.

Яков Петрович вернулся от мишени спокойный, строгий, с достоинством.

Часы-ходики уже показывали полночь. Яков Петрович все еще писал.

«Хотя я и давно воевал, а все равно кое-что знаю и помню. Так что совета и наказа отцовского не гнушайся. Верно, что в наше время война не та была. Я за всю войну один аэроплан и два воздушных шара видел. Танков у нас не встречалось. Все это, конечно, сила. Но силу эту, если она неприятельская, свернуть нужно, а если своя — умело обуздать и направить. Сделать все это может только человек. Выходит, нет на свете ничего сильнее человека. Но особо полезный на войне человек — со смекалкой. Враг схитрит, а ты его перехитри. Он к тебе подкрадывается, а ты не жди, обойди его и ударь с тыла.

Старайся бить врага по слабому месту. Видишь очки — бей по очкам, видишь у него нарыв — бей по нарыву. Как я понял из газеты, это слабое место у танков — гусеницы и щели, у самолета — мотор и летчик.

Самое главное — не страшись, ты русский человек. А русские никогда трусами не были. Кто смел — тот и цел. Убегающего пуля скорее достанет, потому у человека на затылке глаз еще не имеется. Пуль хоть и не видно, а смотреть в бою все равно нужно. Смотри вперед! А в труса и товарищ стрелять имеет право.

Враг тебя пугать будет, а ты не верь. У страха глаза велики — старая наша пословица.

Патроны береги. Они, как деньги, счет любят. Самый лучший счет: один патрон — один фашист, обойма — пять фашистов. Помни, что у винтовки штык есть.

В походе и в окопе воду тоже сберегай. В походе фляжка с водой легче фляжки порожней. Знаю, сын, война — тяжелая штука. Но помни, ты за нас воюешь, родную землю защищаешь. Многие века живет наш народ, и много раз гнал он вражьи силы от своей земли. Будет и теперь так.

Если станет трудно, холодно, страшно — крепись, не сдавай, — товарища подбодри. Я знаю: ты не опозоришь отца своего и семью, народ свой. А нужно будет для дела — пожертвуй жизнью. Все скажут, что Дмитрий Нечаев умер как русский, как советский человек. Не любит твой отец хвалиться, но никто его не упрекнет. Проработал честно пол века и землю свою защищал. И теперь готов.

Жду тебя, Дмитрий, с полной победой над врагом. И эта победа будет самым дорогим и самым нужным, что ты сможешь подарить своему отцу и своей матери.

Обнимает тебя твой отец, бывший солдат 183-го пехотного полка, а ныне боец народного ополчения, Яков Нечаев».

Яков Петрович сложил письмо в конверт и крупно написал: «Действующая армия»… Покончив с адресом, он убрал со стола чернила и ручку. Долго смотрел на фотографию сына. Он знал: сын выполнит отцовский суровый наказ.

Утром Яков Петрович вышел на улицу, миновал два квартала. Вдали над крышами высилась труба родного завода. Было совсем светло. По улице проходили автомашины. В затуманенной голубой вышине слышался гул патрулирующих самолетов. Город жил большой трудовой жизнью.