Войцех Козлович - Сыновья полков [Сборник рассказов]

Сел он в результате «на брюхо», но так мастерски, что повредил только винт. Механики уверяли капитана, что после замены винта он сможет на этом же самолете вернуться домой.

И вот сидит он среди ста других «сыновей полков», на груди у него сверкает серебристый знак самого молодого солдата. Как и все в этом зале, он глубоко взволнован. Здесь создалась такая атмосфера, при которой даже взрослые люди не стыдятся слез. Оживают воспоминания военного детства, отчего спазмы сжимают горло…

Влоцлавек. Район Гживно, который он отчетливо помнит, хотя уже сам не знает, картина ли это, увиденная глазами шестилетнего ребенка, или же это то Гживно, какое он представляет себе после прочтения книги «Воспоминания о „Целлюлозе“». Книгу эту он читал несколько раз…

Деревянный домик, заросший диким виноградом. Сад полон малины. Летом там цвели настурции, а под окнами росли высокие мальвы. Домик бабушки Ковальской.

Так его тогда все называли. В этом домике он родился, там делал первые шаги. Бабушка Ковальская в то время уже не жила с ними. Уехала в другое место, оставила домик сыну и невестке. Жили вчетвером: отец, мать, он и на пять лет старше его брат по матери, Збышек Конверский. Отец по субботам, после зарплаты, всегда приносил им конфеты. Он работал каменщиком на «Целлюлозе»…

Отец? Как выглядел отец? Сейчас трудно представить… Как в тумане, помнит он сцену прощания, когда отец уходил на войну, а мать очень сильно плакала. Уже тогда все ему говорили, что скоро у него будет сестричка…

Домой отец не вернулся, погиб под Кутно, а во Влоцлавек пришли немцы. Именно тогда в их доме поселилась бабушка Зося, а вскоре мама родила Тереску.

Ну, а потом был этот страшный день. Столько лет прошло, а он все еще помнит стук прикладами в дверь и гортанные крики немцев:

— Алле раус! Шнель, абер шнель! Раус!.. Все выходи! Быстрей!

Помнит он топот подкованных сапог, звон разбитых стекол, треск сломанной мебели и страшный крик бабушки, когда она с кулаками бросилась на вооруженных гитлеровцев, собственным телом загораживая им дорогу к кровати, на которой лежала мать. Она уже несколько дней не вставала с постели после тяжелых родов.

Спрятавшись под кроватью, он увидел, как один из немцев вынул пистолет, приставил бабушке к голове и выстрелил.

А потом… нет, об этом не хочется думать!.. Он хотел бы всего этого не помнить. Потом другой немец очередями из автомата стал стрелять в лежащую на кровати мать, в скорчившегося в углу комнаты за столом Збышека, в детскую колыбель… До сегодняшнего дня он помнит злое и жестокое выражение лица стрелявшего эсэсовца. Лицо убийцы…

Они ушли. А он продолжал лежать без движения, не решаясь выйти из своего укрытия, не решаясь посмотреть на все это. Его привела в дикий ужас страшная тишина в комнате, лежащая без движения в луже крови бабушка и привалившийся к стене, бледный, истекающий кровью Збышек. У него не было мужества подойти к постели матери.

Вдруг в этой зловещей тишине он услышал голос. Это в простреленной пулями колыбели запищал младенец. Только тогда он расплакался.

9 июня 1956 года. Он стоит на колене на покрытом ковром возвышении. Минуту назад зачитали его, вторую по списку, фамилию как выпускника офицерского авиационного училища. Прикосновение сабли… Пожатие руки генерала… Он и его товарищи посвящаются в офицеры, на их погонах новые, красиво вышитые звездочки подпоручников… Потом солдатский прощальный товарищеский обед, рядом с выпускниками сидят их отцы, матери. Цветы, поцелуи, семейные тосты…

Только рядом с ним нет никого из близких.

Соседи заглянули в их квартиру лишь вечером, когда отряд эсэсовцев уехал в Гживно. Увиденная ими картина привела всех в ужас. Недалеко от двери в луже крови лежала мертвая бабушка. На кровати умирала Антонина Ковальская. В углу комнаты полулежал тяжело раненный девятилетний Збышек. А он, шестилетний мальчуган, залитый слезами, качал в простреленной колыбели расплакавшегося, голодного трехдневного младенца…

Спустя три дня он шел за гробом матери. На кладбище его кто-то спросил, открыть ли гроб, хочет ли он в последний раз взглянуть на мать. Не хотел.

С того времени не было у него дома.

Не помнит, кто привез его в Хотчу и отдал в семью Мусяловских, где с первого дня его послали пасти коров. А потом и Мусяловские вынуждены были все оставить немцам: дом, постройки, скот, личные вещи. Вместе с другими поляками их посадили в специальный поезд и вывезли в глубь так называемого генерал-губернаторства. Высадили их в Бялой-Подляской. Еще помнит выселки Гарбары, работу у немецкого колониста. Ему было семь лет, и он должен был зарабатывать на свое существование. Стал пастухом. Школа? Другие дети его возраста ходили в школу. Немецкий хозяин ему этого не разрешил. Ни в том году, ни в последующие годы.