Вадим Белов - Лицо войны [Современная орфография]

А батареи все гремели и резко звучали краткие командные выкрики: «Первая»… «Вторая»…

За два часа было пережито и перечувствовано страшно много… Артиллерия давно переменила позицию, отбивали налетавших венгерских гусаров, сами ходили два раза в штыки и, запыленные, обрызганные кровью и обожженные пламенем пылающих построек, солдаты нашей роты временно были отведены в овраг, в прикрытие.

Капитан только что занес ногу в стремя и готовился перекинуть другую, как вдруг словно задумался, медленно слез на землю, сел и, держась за мякоть ноги выше колена, досадливо промолвил:

— Проклятая!..

Пуля пробила ногу навылет и оставила только две маленькие дырочки в рейтузах с расплывающимися пятнами крови.

— Ну, теперь я больше не кавалерист, — добродушно промолвил капитан, вообще не охотник верховой езды, — придется вам, подпрапорщик, поехать за лес отыскать вторую полуроту… Они там в прикрытии… Приведите их сюда…

На поле рвались шрапнели…

Войск здесь не было, и австрийцы напрасно тратили снаряды…

Лошадь моя пугливо шарахалась в сторону от взрывов и храпела…

Невольно глазами измерял я расстояние до леса, манил к себе эту черную сплошную полосу, где казалось так безопасно, где не выла шрапнель и не жужжали пули… Но, как назло, в момент, когда мой конь достиг леса, совсем близко взметнулось пламя и с треском посыпался целый фейерверк и кусков разбитого снарядом дерева… На полянке за лесом расположился пункт…

Доктор Д. скакал посреди повозок с ранеными и носилок и отдавал какие-то приказания, ругал кого-то не злобно, но тяжелой, вразумляющей руганью и делал все это относительно хладнокровно, не отвлекаясь посторонними обстоятельствами…

Завидев меня, он подъехал и быстро заговорил:

— …У меня 500 человек… Вы знаете какая это «команда»? Один без руки, другой без ноги, куда я их всех уберу… артиллерия, вероятно, переехала, а к нам шрапнель сыплется…

И в ту же минуту, как-бы в подтверждение его слов, взметнулся столб пламени и земли совсем близко, разбросав валяющиеся кругом, окровавленные обрывки бинтов и ваты…

— Видите… — продолжал доктор… — видите… это они по флагу с крестом прицеливаются…

И тотчас же, отскочив от меня, продолжал распоряжаться.

— Иванов, перевяжите этого… у тебя что?.. нога?.. на вылет… покажи… кость цела!.. танцевать будешь… следующий… пальцев нет?.. скольких?.. двух!.. ну, брат, еще тебе три остались… Барчуков, бинт сюда… санитары отправить этого в дивизионный госпиталь… Ампутация ноги… у тебя что, палец? стой, чего ему болтаться здесь… Иванов ланцет…

Доктор быстро соскочил с коня, одним взмахом отхватил болтающийся, почти оторванный палец и помчался дальше…

— Доктор… да вы бы уехали подальше, тут под огнем вам опасно… — попробовал посоветовать я, но Д. посмотрел на меня строгим вопрошающим взглядом:

— Мне? — переспросил он, — «Им» — опасно, это верно!.. — махнул он рукой на раненых. — Я их и отправлю, а мне место здесь — ведь не идти же раненым искать меня за пять верст?..

Я не смел ему возражать…

Надо было спешить, а лес все гудел от грохота снарядов…

Поздно вечером, когда уже мы продвинулись вперед, мне пришлось ехать обратно…

Навстречу мне попались носилки. Из-под солдатской шинели болталась рука с бриллиантом на мизинце.

— Кого несете! — остановил я санитаров…

— Доктора Д!..

Доктор был еще в сознании, он, вероятно, узнал меня, попытался улыбнуться и указал глазами на ноги… Я едва сдержал возглас ужаса: вместо ног были только клочья мяса и разорванного сукна…

Я понял, что доктор хочет что-то сказать и наклонился:

— Там за лесом… Вы знаете? — едва слышно произнес он, — там еще три солдатика остались… раненые, не выживут… пусть не забудут подобрать их…

Доктор Д. затих…

— Померли… — равнодушно произнес один из санитаров и перекрестился…

Доктора закрыли с головой шинелью и носилки тронулись.

Несколько минут я простоял на месте, пораженный последними словами доктора, потрясенный благородством его прекрасной смерти.

А кругом по полю и дорогам тянулись все новые колонны, спокойные, уверенные в себе и в своем успехе, неудержимые в своем стремлении, людей.

В открытом поле, уже затянутом синеватой вуалью сумерек, стояли три черные мельницы, три таинственные, величественные исполина, размахивающие длинными черными руками…

На темнобагровом фоне неба, озаренного заревом далекого пожара, мельничные крылья, действительно, казались простираемыми к небу руками одиноких великанов, оставшихся теперь, каким-то чудом уцелевшими на поле, где целый день грозно переговаривались орудья и смертоносной скороговоркой трещали пулеметы.