Владимир Макеев - Кому светят звезды

До этого пули и осколки миновали его, хотя порой возвращался на такой изрешеченной машине, что механик самолета и моторист лишь головами качали, а сам шутил невесело: «Привез вам, друзья, работы». Теперь он «привез работы» не только техникам, но и врачам.

По понедельникам перед занятиями в школе радистов проводилась политическая информация. В этот раз перед курсантами выступил сам начальник школы.

— Ваши товарищи, — сказал он, — изредка бывают в городе. Видят разрушенные дома, гибнущих от голода и холода людей. Да, трудно живется ленинградцам в эту зиму. Но ни блокадой, ни бомбами, ни снарядами не смогут фашисты покорить город. Ленинградцы делают оружие, плавят металл, ремонтируют технику, роют траншеи. Город не только обороняется, но и кует грядущую победу. Вы тоже, знаю, думаете о будущем, скоро закончится ваша учеба.

Подполковник заговорил о том, что надо хорошо подготовиться к выпускным зачетам.

Закончив выступление, неожиданно для Вологдиной попросил ее зайти в кабинет.

— Зачем? — вырвалось у Кати.

— Курсант не должен задавать лишних вопросов. Учишь вас, учишь… Ваше дело сказать «слушаюсь».

— Садитесь, — указал на стул начальник школы, когда Вологдина переступила порог. — У меня к вам очень серьезный разговор.

— Слушаю вас, товарищ подполковник, — внимательно глядя на него, ответила Катя.

— Радиодело вам дается легче, чем многим другим. Потому мы решили перевести вас в специальную группу, которую составили из самых подготовленных. Работать придется далеко за линией фронта, в тылу врага, в партизанском отряде.

— Согласна, товарищ подполковник.

— Не торопитесь, Вологдина. Дело это нелегкое. Будут и тяжелые бои с карателями, и работа в непроглядные темные ночи, и стертые в кровь во время больших переходов ноги… Даю вам на раздумье время до завтрашнего дня.

— Я согласна, товарищ подполковник, — упрямо повторила Катя. — Только разрешите мне сегодня побывать дома.

— Разрешаю.

Дорога к дому показалась Вологдиной бесконечной. Пробираясь среди сугробов, она уступала тропинку прохожим. Люди шли медленно, редкие с крохотными свертками, наверное, с хлебом, чаще с чайником или кастрюлями, наполненными водой, — сил носить ведра у многих уже не осталось.

Дома в почтовом ящике Катя обнаружила письмо. Торопливо разорвала конверт и впилась глазами в строки, написанные крупным почерком матери. Ольга Алексеевна сообщала, что живет хорошо, все дети здоровы, просила писать чаще.

Вологдина затопила печь. Заиграл, загудел веселый огонек. Запахло в комнате сосной и дымом. Из открытой дверцы буржуйки падал неяркий, успокаивающий свет. Катя пододвинула к нему тумбочку, взяла карандаш и написала ответ матери: жива, здорова, дома все в порядке, учусь. О ранении Михаила, подумав, решила не писать, хватает матери и собственных огорчений. Не успела заклеить конверт, как вдруг услышала вой сирены. «Угрожающее положение», — несколько раз проговорил репродуктор. Издалека донесся грохот взрыва. Через плотную светомаскировку искорками замелькали отблески пожара. От окна Катю отвлек настойчивый стук в дверь.

— Кто там?

— Соседка Юлия Ивановна!

Катя не очень жаловала эту говорливую, неопределенного возраста женщину с нижнего этажа, всегда кричавшую на ребят: «Не бегайте по двору, дети», «Не надо мучить кошку», «Не катайтесь на перилах». Ребятня обходила ее стороной, передразнивала, копируя речь, жесты, походку. Сейчас Вологдина была рада и этой собеседнице.

— Мне чего-то боязно стало, — торопливо заговорила та, войдя в комнату. — Вдвоем мы в подъезде. Видела, ты шла. Дай, думаю, загляну.

— Дом где-то загорелся, мне не по себе сделалось, — отозвалась Катя, — садитесь, пожалуйста.

— Похоже, крупный снаряд фашист положил. Ближе к Неве горит.

— Может, быстрее потушат, воды рядом достаточно.

И правда, когда они немного погодя выглянули в форточку, возле реки уже потемнело. Огонь затух, не набрав силу.

— Посидите еще, Юлия Ивановна, — предложила Катя, — кипяточку согреем.

Соседка будто только и ждала приглашения. Она пересела со стула на диван, подобрала под себя ноги и заговорила о том, что знает с малых лет всех жителей дома, что перед войной молодежь пошла неуважительная, а раньше старших почитали…

Вдруг, видимо поняв, что говорит совсем не то, рассказала, что случилось с ней недавно.

— Живую меня чуть не похоронили, — сказала она с улыбкой, никак не вязавшейся с такими страшными словами. — Совсем доходягой стала. Упала на улице без сознания. Очнулась в морге. В чем дело, сначала и не поняла. Снизу и сверху люди. Сообразила, закричала. Не откликается никто, а сама выбраться не могу. По счастью, тут вскорости хоронить мертвецов приехали. Помогли выбраться. Посидела на скамеечке, отошла немного. На другой день на работу ни на минуточку не опоздала.