Николай Колбасов - Штрафники. Люди в кирасах

Однажды после полевых занятий Славка отвел Василькова в молодой ельник и, не тратя слов на объяснения, врезал ему прямым правым в подбородок. Павка охнул и будто подкошенный свалился на снег, прикрывая руками голову. Но Фитюлин больше бить не стал.

— Ладно, вставай, больше не трону. Но если кому сболтнешь, получишь еще. Понял?

— Ну да… Конечно, понял, — морщась от боли, заверил Павка. — Ты не думай, я никому не скажу. Я ж, в натуре, виноват перед тобой.

— Все, забыли об этом!

— А че помнить-то? Я ж понимаю…

— И вот что еще: с этой минуты я тебе больше не Славка, а товарищ сержант, помощник командира взвода. Усек?

— Да знаю я, что ты сержант…

— Без «да» и без «ты», красноармеец Васильков, — повысил голос Фитюлин. — Как по уставу положено обращаться к старшему по званию?

— На «вы», товарищ сержант.

— Вот так-то, красноармеец Васильков. Теперь мы с вами будем служить по уставу. Недаром говорится: служи по уставу — завоюешь честь и славу. И я обещаю приложить все силы, чтобы сделать из вас храброго и стойкого воина, верного товарища.

— Да курва буду… То есть слово даю, товарищ сержант, что ни одного замечания больше не получу.

— Поглядим. А сейчас идите в казарму и помните о нашем уговоре.

Данное в тот день слово Павка держал твердо, удивляя товарищей своей неожиданной переменой.

Колобов с Волковым заканчивали работу над расписанием занятий на завтра, когда к ним в канцелярию заскочил на минуту замполит батальона Пугачев.

— Новый год на носу, а вы над бумагами корпите. Совсем обюрократились, — оживленно проговорил Андрей.

— Ага, а завтра сам же с утра придешь и потребуешь от нас эти бумаги.

— Так то завтра, а сегодня у нас праздник. Имею честь пригласить вас обоих на встречу Нового года! Шепните потихоньку взводным и их помощникам, чтобы после отбоя и они явились в штаб батальона. Их, между прочим, только из вашей роты приглашают. Так что цени, командир, благосклонность начальства.

— Что же ты меня в столовой не предупредил? — смутился Николай. — Мы свои наркомовские уже того, употребили.

— Нет, лейтенант, никогда ты в генералы не выйдешь. Потому как выражаешь сомнение в мудрости и предусмотрительности своего начальства. А оно, между прочим, все предвидело и все учло. Даже тот прискорбный факт, о котором ты сейчас сообщил, — рассмеялся Андрей. — Посылку нам из Сибири прислали: двенадцать чекушек водки и записку. «Пусть она согреет вас, наши дорогие защитники, как в прямом, так и в переносном смысле». Каково? И как ко времени подгадали!

…В углу просторной землянки штаба батальона поблескивала латунными гильзами и вырезанными из консервных банок жестяными звездами настоящая новогодняя елка. Ватные снежинки пушились в свете гирлянды из автомобильных лампочек, подключенной к аккумулятору. За большим столом было шумно и тесно. Неведомо каким чудом рядом с сибирскими чекушками объявилось на столе неправдоподобное для блокадного Ленинграда продовольственное изобилие: две банки мясных консервов, десятка два испеченных на костре картофелин, три селедки, нарезанный тонкими ломтиками кусок домашнего сала, пачка печенья и слипшиеся в комок конфеты-подушечки.

Комбат, Пугачев и начальник штаба устроились у дальнего торца стола. По бокам впритык друг к другу на сдвинутых самодельных скамейках, ящиках и чурбаках — ротные и взводные командиры. Перед каждым наполненная на пятую часть солдатская кружка. Собравшиеся, не освоившись еще в непривычной для себя обстановке, вопросительно посматривали на Войтова, признавая его по праву хозяином и по субординации главой непредусмотренного уставом застолья.

Комбат сидел неестественно прямо, внимательно разглядывая лежавшую перед ним испеченную картофелину. Он чувствовал на себе нетерпеливые, ожидающие взгляды и понимал, что сейчас должен встать и сказать этим людям какие-то теплые, хорошие слова, но никак не мог их подыскать.

Из-под насупленных бровей он не спеша оглядывал собравшихся за столом. Двадцать пять человек. Всех он знал, одних — больше, других — меньше. Все они ему были близки и в общем-то понятны, хотя у каждого — своя жизнь, свой характер и свои привычки. Но радости и печали у них сейчас общие и судьбы тесно связаны.

По собственному опыту Войтов знал, что воевать и рисковать в бою намного легче, если чувствуешь рядом локоть надежного товарища. На фронте дружба, взаимовыручка и товарищество — не просто слова, а реальный фактор боеспособности подразделения. А времени, чтобы сблизиться, подружиться и поверить друг в друга, как всегда, не хватает. Потому и собрал он их всех за этим полулегальным новогодним столом.