Николай Колбасов - Штрафники. Люди в кирасах

Умаявшиеся с дороги бойцы повалились на нары прямо в одежде и заснули мертвым сном. Рядом с Колобовым устроился сержант Медведев. Ему не спалось. Одолевали неотвязные мысли о семье. Увиденное в порту Осиновец и на улицах города вселило в него еще большую тревогу за судьбу жены и сына.

— Может, их и в живых-то уже давно нет. Лежат в квартире, и похоронить некому, — тихо делился Алексей. — Поговори с ротным, старшина. Если одному нельзя, пусть вместе с тобой отпустит часа на три. Тут идти-то всего: до Фонтанки и обратно.

— Это с Терехиным надо договариваться. Увольнительные запрещены. Но у тебя уважительная причина. Думаю, пойдут навстречу. Только сегодня поздно уже. Завтра с утра поговорю с Войтовым. Отдыхай пока, спи.

— Не уснуть мне, — вздохнул Алексей. — Глаза закрою, а они передо мной. То кажется, будто сын в тифозные бараки попал, то будто жена к сестре перебралась на проспект Стачек. Вдвоем-то им легче было бы.

— Какие еще тифозные бараки? Что ты мелешь?

Медведев рассказал Колобову услышанное от женщины в порту.

— Неужели детишек специально тифом заражали? — не поверил Николай.

— Ну да. Силой Ленинград взять не могут, так они, шакалы, болезнями и голодом своего добиться хотят. Пойдем к ротному, старшина. Все равно не спишь. Пока ребята отдыхают, мы вернуться успеем.

— Тебе на сутки отпрашиваться надо, Алексей. А так, что ж, здравствуй и до свидания получится.

— На сутки не отпустят. Может, мы уже завтра на передовую уйдем.

— Не уйдем. Я краем уха слышал, что два или три дня здесь просидим. Первые мы тут штрафники, не знают еще, куда нас приткнуть. И командиров в резерве нет, чтобы нас, временных, заменить. Так что спи спокойно.

Но Медведев, тяжело вздохнув, лишь отвернулся от него. Николай понимал сержанта и глубоко сочувствовал ему. Но чем он сейчас мог помочь?

С Финского залива дул резкий пронизывающий ветер. Оттуда бесконечной вереницей плыли на город тяжелые, сизые тучи. Начавшийся день скорее был похож на затянувшиеся вечерние сумерки.

С северной и западной окраин города доносилась артиллерийская канонада. В районе Васильевского острова глухо рвались крупнокалиберные снаряды. Но в центре было относительно спокойно. Блокадная жизнь здесь текла своим чередом. Медленно брели по тротуарам немногочисленные прохожие, изредка пробегали грузовые и легковые автомобили, громыхал на стрелках давно не крашеный, облупившийся от зимних морозов и израненный осколками трамвай.

Колобов с Медведевым ехали во втором вагоне. За плечами Алексея бугрился туго набитый солдатский вещмешок. С самого Свободного Медведев, надеясь на счастливый случай, начал откладывать от своего пайка хлеб, сухари и сахар. Сегодня утром его запас ощутимо пополнили ребята взвода, а старшина роты Попов по приказу Войтова выдал две банки мясных консервов и триста граммов сахарного песку — бесценное богатство для любой ленинградской семьи!

Мучительная неизвестность убивала радость предстоящего свидания, и Медведев за всю дорогу от самой проходной не проронил ни слова. Колобов, понимая его состояние, не лез с вопросами, хотя до этого никогда в Ленинграде не был. В переполненном трамвае ехали в основном женщины. Многие протискивались в вагон лишь из-за одной-двух остановок — экономили силы. Рядом с Николаем стояла щуплая старушка. В ее маленьком усохшем личике жили только неправдоподобно большие глаза. Ни на секунду не останавливаясь, они торопливо оглядывали все и всех, словно отыскивали что-то.

— Вы извините меня, — прошептала старушка, зажав сухоньким кулачком полу колобовской шинели. — Можно я немного обопрусь о вас? Очень тяжело стоять.

— Конечно, пожалуйста, — растерянно пробормотал Николай, стараясь поддержать ее под локоть.

— Спасибо вам. Вы такой сильный. Наверное, недавно в Ленинграде…

Где-то неподалеку раздался обвальный грохот разорвавшегося тяжелого снаряда. Трамвай резко затормозил и остановился. Из укрепленного на столбе громкоговорителя послышался подчеркнуто спокойный голос диктора:

— Внимание! Район подвергается артиллерийскому обстрелу. Движение по улицам прекращается. Население и прохожих просим пройти к ближайшим бомбоубежищам.

— Внимание! Район подвергается…

Однако почти все пассажиры остались в вагоне. Лишь несколько человек, видимо, спеша по своим делам, вышли на улицу и отправились дальше пешком, не обращая внимания на предостерегающий голос. «Что это, — подумал Николай, — безразличие к собственной жизни или высшее проявление мужества?»