До отправки конвоя оставалось совсем ничего, а все кандидаты уже выбыли.
Пора начинать все с самого начала.
Васьков из отдела кадров политуправления, Зингер, помощник Рогожина, и незнакомый подполковник из штаба флота явились одновременно.
– Слушайте меня внимательно, товарищи офицеры. Сейчас вы общими усилиями найдете мне кандидата в рейд на вражескую территорию. Требования прежние: возраст до 40 лет, отличная физическая подготовка, членство в партии с довоенным стажем и, самое главное, боевой задор в глазах! Кандидат должен быть от политуправления Северного флота или в крайнем случае от 14-й армии. О том, чтобы представить мне офицера из линейного подразделения, даже и не думайте. Понятно? Вариант: выдернуть из батальона морской пехоты штатного замполита и подсунуть мне – не пройдет! Время вам даю… – Рогожин посмотрел на часы.
Громко стукнув в дверь, в кабинет, не спрашивая разрешения, вошел офицер с красной повязкой дежурного по управлению.
– Явился, мать твою! Где Барышников?
Дежурный, ни слова не говоря, кивком головы предложил Рогожину выйти в коридор.
– Время вам даю – три часа, и ни минутой больше.
Николай Сергеевич вышел вслед за дежурным.
– Барышников обнаружен мертвым около своего дома. Он убит по пути на работу.
– Кто занимается расследованием? – спросил Рогожин первое, что пришло на ум.
– СМЕРШ, прокуратура, все там.
– Почему его обнаружили так поздно? – полковник не мог понять, как ему лучше поступить: выехать на место происшествия или сосредоточиться на подборе нового кандидата.
– Его вообще случайно обнаружили. Утром пацаны перед школой зашли покурить в разбомбленный дом, а там он лежит. Ножевое в спину.
«Не надо мне никуда ехать, – решил Рогожин. – Без меня разберутся».
Он отдал дежурному необходимые распоряжения и вернулся в кабинет. Через час ему на стол положили личное дело очередного кандидата. Не задавая лишних вопросов, Николай Сергеевич открыл лист с анкетными данными и оторопел.
– Вы в своем уме? Ничего больше не придумали, как бабу мне подсовывать?
– Товарищ полковник, – вкрадчиво начал кадровик, – с этой «женщиной» надо побеседовать, и тогда вам станет понятен наш выбор. Это, так сказать, не совсем обычная женщина.
* * *
Евгения Галушко родилась в 1912 году в бедной крестьянской семье в Тверской губернии. При крещении родня хотела назвать ее Глафирой, но мать настояла на редком и красивом имени Евгения. Потом, когда с девчонкой стали твориться нелады, родственники попрекали мать: «Нельзя называть девку мужским именем. Отсюда все беды!»
Лет до семи Евгения ничем не выделялась среди сверстников. Когда же настала пора идти в школу, то мать обратила внимание, что у дочери совсем нет платьев. Потребности в них не было – Евгения донашивала вещи за старшими братьями и всегда была одета, как мальчик.
С началом Гражданской войны по деревням прокатилась эпидемия сыпного тифа, и в качестве меры профилактики всех детей остригли наголо. Со временем девичьи прически вернулись к нормальной длине, но Евгения продолжала коротко стричься. Косы и ленточки были ей неведомы.
В период полового созревания, когда у девочек исчезает детская угловатость и появляются приятные мужскому взгляду округлости, Евгения Галушко ничуть не изменилась: грудь ее оставалась плоской, а бедра узкими и тощими. Месячные, начавшиеся в четырнадцать лет, в тот же год и закончились. Родители девочки были обеспокоены ее странным развитием, но старались не подавать виду: мол, подрастет, и все наладится. Остальные жители деревни так не считали и перешептывались, что Женька Галушко – девка бракованная, замуж такую никто не возьмет.
К пятнадцати годам Евгения фигурой, прической и грубыми чертами лица больше напоминала некрасивого парня, чем девушку. Друзей и подруг у нее в деревне не было. Мальчишки, к обществу которых она так тянулась, не принимали ее в свой круг. К девушкам она не тянулась сама. Интересы не совпадали.
Весной 1927 года умер отец Евгении. Старшим в семье стал девятнадцатилетний Иван.
Справив по почившему отцу сорок дней, Иван собрал семейный совет, на котором огласил свое решение: или Евгения выходит замуж и покидает семью с приданым, или пусть убирается на все четыре стороны. Мать стала возражать, но Иван был непреклонен.
– Ты посмотри, кого родила! – кричал он на мать. – Это же не баба и не мужик, это не понять кто! Жучка (обидное прозвище Евгении), убирайся из хаты, я тебя даром кормить не намерен!
Читать дальше