Виталий Кулак - Горячее дыхание войны [litres]

«А кто Рюмина в Отдел доставит?» – в десятый раз спросил себя Никаноров, и от этого вопроса ему становилось легче. Конечно, никто не доставит. Только он сможет.

Старший лейтенант так увлёкся своими мыслями, что не заметил, как полуторка остановилась. Только когда водитель, рядовой Чайка, вышел из машины и громко хлопнул дверцей, он вернулся к реальности.

– Что случилось, Чайка? – громко спросил Никаноров.

– Опять с мотором что-то, товарищ старший лейтенант. Сейчас посмотрю.

Через пару минут водитель доложил, что на ремонт мотора ему понадобится минут тридцать.

– Ну так давай делай. Не теряй время! – поторопил его старший лейтенант и вылез из кабины, чтобы немного размяться.

Октябрь выдался тёплым и на удивление не очень дождливым. Это радовало Никанорова, который вообще-то не очень любил месить сапогами грязь.

Возле борта полуторки появилась голова одного из солдат, охранявших Михаила Рюмина.

– Товарищ старший лейтенант, задержанный по нужде сходить хочет. Не может, говорит, больше терпеть.

– Ладно, проводите его. Вдвоём. И повнимательней!

На землю из грузовика спрыгнул солдат, отошёл на несколько метров, и после этого за ним последовал Рюмин, которому пришлось постараться, так как ему мешали связанные руки. Второй солдат спрыгнул последним.

Выглядел немецкий агент неважно. Это уже не был тот холёный военный корреспондент, которого можно было увидеть читающим стихи на дне рождения машинистки штаба фронта Маши Феклистовой. Его фигура как-то вся обмякла, голова поникла. Ходил он, едва волоча ноги, как будто его вес увеличился сразу в несколько раз.

– Что, Рюмин, боишься расстрела? – спросил Никаноров, приблизившись к немецкому агенту почти вплотную. Ему хотелось взглянуть в глаза предателя.

Когда Рюмин посмотрел на старшего лейтенанта, в его взгляде отразился ужас. Да, он боялся. До смерти боялся, что умрёт. Этот страх сделал серым его лицо, сгорбил фигуру, сковал движения. Но немецкий агент нашёл всё-таки в себе силы улыбнуться. Правда, улыбка у него получилась какой-то кривой и неестественной.

– Только дураки этого не боятся.

– Это ты правильно говоришь, – заметил Никаноров. – Никому не хочется умирать. Даже таким предателям, как ты.

Старший лейтенант замолчал, внимательно разглядывая Рюмина, который понуро стоял перед ним. Выждав несколько секунд, он продолжил:

– Но если всё нам до конца расскажешь, то трибунал может сохранить твою никчёмную жизнь. Отправишься в далёкие лесные края замаливать работой свои грехи перед Родиной.

– Свежо предание, да верится с трудом, – ответил немецкий агент, и в его голосе почувствовалась надежда.

«Всё расскажет как миленький, – удовлетворённо подумал старший лейтенант. – Дорожит жизнью. Надеется, что помилуют», – а потом приказал: – Ладно, Рюмин, можешь сходить, как говорится, до ветру. Или уже передумал? Нет? Тогда давай пошевеливайся. Оноприенко, Митрохин! Не спускать с него глаз!

– Руки хоть развяжите. Как я со связанными руками?..

– Ладно, Митрохин, развяжи, – приказал старший лейтенант.

Никаноров вынул пачку папирос и спички. Закурил. Как ехать дальше? Немцы наступают. Неизвестно, где они сейчас. Наши отступают. Кто где – непонятно. В любом случае нужно найти товарища Бегму. Сдать ему Рюмина, а что дальше – будет видно.

– Слышите, товарищ старший лейтенант? – оборвал его мысли водитель Чайка. – Летят.

– Кто летит?

– Самолёты летят, товарищ лейтенант.

Тут только Никаноров обратил внимание на слитный гул многочисленных моторов – со стороны фронта в боевом порядке летели десятки самолётов. Немецких. Но летели они в стороне от дороги, где стояла полуторка, поэтому никто из бойцов не стал прятаться в укрытия.

Вскоре самолёты приблизились настолько, что можно было теперь их неплохо рассмотреть.

– Десять, пятнадцать, двадцать пять… – считал водитель.

Самолёты, заполненные бомбами, летели тяжело. Их моторы угрожающе ревели.

– Кажется, мимо, – прокомментировал Чайка, стоявший недалеко от своей полуторки.

Действительно, немецкие самолёты не обращали никакого внимания на одиноко стоящий советский грузовик. У них были, конечно, более важные цели. Но тут два истребителя, прикрывавших бомбардировщики, отделились от строя, полетели в сторону полуторки. Немецкие лётчики одновременно качнули крыльями своих боевых машин и вдруг быстро стали снижаться.

– В укрытие! – закричал Никаноров, оглядываясь в поисках хоть какой-то канавки. Однако поблизости подходящего укрытия не оказалось. Только метрах в двухстах от дороги он увидел рощу, где можно спрятаться. Но времени добраться до неё уже не осталось: раздались пулемётные очереди.